Записки Флэшмена. Том 2.

Вы можете удивиться, где это я нашел признательность в тираде Литтлера. Ну, так знайте — одна мысль о том, что случись трибуналу, этот маленький въедливый айсберг будет на моей стороне, была решительно очень приятной; я поставил себя на место прокурора и возблагодарил Бога, что мне не придется иметь свидетеля защиты вроде него. Броудфут также будет на моей стороне и Ван Кортланд — да и моя афганская репутация будет говорить в мою пользу. Слухи уже поползли — я сам узнал об этом в конце того же дня, когда я полеживал на веранде, баюкая свою больную ногу, грызя ногти после всех утренних переживаний и слушая как трое бригадиров Литтлера разговаривали за перегородкой; очевидно Николсон уже поделился историей про мои подвиги, так что они вовсю обсуждали их.

— Сикхи делают то, что им сказал Флэшмен? По его собственным планам? Да будь я проклят! Нет предела хвастовству этих политических агентов.

— Но только не Флэшмена, во всяком случае. Спросите любую женщину в Симле.

— О? Так он ходок по юбочной части? Странно... ведь у него жена — настоящая красотка. Я видел ее. Белокурая цыпочка, голубые глаза.

— Говорят, она довольно привлекательна, а?

— Тип-топ — во всех отношениях.

— Говорят... но имя леди. По крайней мере, не при всех.

— А мы и не называем ее имени. Просто говорим, что красотка. И, как мне говорили, с деньгами.

— Бездельники вроде Флэшмена всегда получают все и сразу. Заметьте это.

— Конечно, парень достаточно популярен.

— Только не у Кардигана. Старик вышиб его из полка вишневоштанников.

— Ну, это, скорее говорит в пользу этого парня. А за что?

— Не припомню. От таких ребят чего угодно можно ждать.

— Ага. Ну, да поможет ему господь, если Гауга вывернут наизнанку.

— Бог не допустит, вот увидишь. Они не смогут свернуть шею человеку, который спас Джелалабад.

— Когда это Кардиган это сделал?

— Да не он, а Флэшмен — в сорок втором. Ты тогда был в Генассериме.

— Неужели? Ах, да, теперь припоминаю. Он удержал какой-то форт или нечто вроде того. О, конечно, тогда его не тронут.

— Проклятье, я думаю, что нет — публика этого не допустит.

— Конечно, если его жена такая красотка.

Все это несколько меня приободрило, хотя мне было не слишком-то приятно слышать, как они столь свободно обсуждают прелести Элспет. Прошел еще один длинный день, который пришлось провести в ожидании, жарясь на солнце в лагере Фирозпура. Шестьдесят второй полк, в своих красных мундирах обливался потом в траншеях, сипаи-канониры в голубых куртках лежали в тени орудий, а всего лишь в двух милях солнце блестело на оружии мощного корпуса Тедж Сингха. Литглер со своим штабом весь день провели в седле, выезжая к юго-востоку, чтобы осмотреть покрытые дымкой окрестности: Гауг был где-то там, за горизонтом, его войска шагали навстречу горрачарре, которую послал на него Лал Сингх — если, конечно, он сделал это. Ну, допустим, что нет — предположим, он пренебрег моим планом или изменил его? Предположим, опасения Литтлера имели под собой веские основания, а Лал просто облапошил меня? Но нет, этого не может быть, этот парень был почти без ума от страха. Теперь он должен двигаться навстречу Гаугу... но вспомнит ли он, что я говорил ему отделить несколько полков по дороге, для того, чтобы почти уравнять численность войск? Возможно... ох, да возможно абсолютно все! И все, что мне оставалось — это ждать, стараясь не попадаться Литтлеру на глаза, храбро хромая вокруг бунгало офицерского собрания и ловя на себе восхищенные взгляды.

Было уже около четырех и солнце начало опускаться, когда мы услышали грохот на востоке и Хатуэйт, артиллерийский полковник, замер с открытым ртом, стоя на веранде и прислушиваясь:

— Это большие пушки! Сорокавосьмифунтовки! Должно быть, сикхи!

— Далеко? — спросил кто-то.

— Не могу сказать — по крайней мере, миль двадцать, а может и тридцать...

— Тогда это возле Мудки!

— Потише, а? — Хатуэйт прикрыл глаза. — Это гаубицы[665]! Это Гауг!

Это действительно был он — в белой «боевой шкуре» и прочем, с изможденной армией за плечами, полуголодной, измученной жаждой, с расстроенными рядами и почти без пушек. Эта малочисленная армия наступала на врага в стиле, свойственном одному Гаугу: прямо в лоб и к черту все последствия! В то время мы еще ничего об этом не знали; мы могли только стоять на веранде, среди ночных бабочек, которые уже начинали кружиться вокруг ламп, прислушиваясь к канонаде гремевшей час за часом еще долго после захода солнца, когда стали видны еще и длинные отблески пламени на фоне потемневшего неба. До тех пор, пока до нас не добрался один из разведчиков из полка легкой кавалерии Хэрриота, задыхающийся от пыли и измождения, мы так ничего и не знали об этом удивительном сражении — первом в великой Сикхской войне: Полуночном Мудки.