Записки Флэшмена. Том 2.

Одной из вещей, смущающих историков, является сама фигура Теджа, который после того, как все закончилось, рассказывал об этом множество противоречивых историй. Так, он заверял Генри Лоуренса, что не решился продолжить атаку, так как были уверен, что она провалится; зная о потерях, понесенных нами при взятии Фирозшаха, он не решился атаковать эти же позиции снова — теперь, когда мы защищали их. То же самое он говорил и Сэнди Эбботу. Так вот: все это вздор. Он осознавал свою силу и понимал, что мы на последнем издыхании, поэтому все его истории — пшик.

Очередной ложью, которую Тедж потом все повторял Алику Гарднеру, было то, что сам он в то время собирал резервы в тылу. Если это так, и главнокомандующего не было на месте, то кто же тогда приказал хальсе отступить?

Полагаю, правду он рассказал мне, много лет спустя. Он оставался бы перед Фирозпуром пока не замерз бы Сатледж, если бы полковники не заставили его двинуться в бой. У самого Фирозшаха Тедж понял, что влип — победа сама шла в руки. Ему пришлось поломать голову и придумать чертовски правдоподобную причину, чтобы не раздавить нас превосходящими силами. И в последний момент Провидение даровало ему такой шанс, когда наши пушки и кавалерия неожиданно начали отход, оставляя пехоту одинокой как полицейский с Херн-бей[685].

— Пробил твой час, Тедж! — закричала хальса, — Скажи лишь слово и этот день станет днем нашей победы!

— Ничего подобного! — ответил мудрый Тедж. — Эти хитрые ублюдки и не думают отступать — они обходят нас, чтобы ударить во фланг и тыл! Отступаем к Сатледжу, ребята, я покажу вам дорогу!

И хальса сделала так, как он сказал.

Ну, вы же понимаете, почему они ему поверили. Эти три дня при Мудки и Фирозшахе заставили их уважать нас. Они просто не представляли, в каком жалком состоянии мы к тому времени оказались и что отход нашей кавалерии и артиллерии был ни чем иным как ужасной ошибкой. Было похоже на то, что мы делали все это с какой-то зловещей целью. Хотя солдаты ставили под сомнение храбрость и порядочность Теджа (причем вполне справедливо), они знали, что вояка он не из худших и в кои веки может быть прав. Так что хальса подчинилась ему и мы были спасены от неминуемой резни.

Вы можете спросить, почему это наша артиллерия и кавалеристы вдруг решили бросить нас, даря Теджу такой повод для отступления. Так вот, это был настоящий дар богов. Я уже говорил вам, что у Ламли, нашего генерал-адьютанта, крыша поехала еще в первый же день сражения и он все твердил, что мы должны отступать в Фирозпур; так вот, на второй день, когда все гайки у него в голове окончательно развинтились, он ни о чем уже не мог и думать кроме Фирозпура, так что в самый разгар битвы приказал отводить кавалерию и пушки — именем Хардинга, если хотите знать. Так они и пошли себе, а этот несчастный сумасшедший их еще и поторапливал. Так вот это все и случилось — Микки Уайт, Тедж Сингх и Ламли — каждый сделал своего понемножку. Что поделаешь, странное это дело — война[686].

Мы потеряли 700 человек убитыми и около 2 000 раненными, включая вашего покорного слугу, который провел ночь под деревом, чуть не замерзнув до смерти и будучи зверски голодным, вместе с Хардингом и остатками его штаба. Заснуть мне так и не пришлось, поскольку руку жгло огнем, но я не решался даже стонать, так как у Эббота, лежащего рядом, на каждую мою рану приходилось три свои, а он при этом был бодрым до тошноты. Почти уже на рассвете прикатил лакей Баксу с молоком и чапатти и когда мы, голодные как волки, умяли все это, а Хардинг немного помолился, мы всей компанией взгромоздились на слона и двинулись в Фирозпур, где отныне разместилась штаб-квартира нашего губернатора, в то время как Гауг с большей частью армии встал лагерем неподалеку от Фирозшаха.

Вдоль всей дороги на Фирозпур тянулись длинные вереницы раненных и повозок с багажом. И когда мы достигли укреплений, то кто же нас там встретил, как не канониры с кавалеристами, которые ранее бросили наш общий корабль в самый критический момент. Хардинг рвал и метал, желая узнать, почему они это сделали и один из бинки-набобов[687] заверил его, что это было сделано во исполнение его собственных срочных приказов, переданных генерал-адьютантом.

Сразу же раздался вопль «Ламли!» и герой явился на зов — резкий в движениях, с диким блеском в глазах, распространяя аромат свежевыпитого виски и коротко покрикивая; он был одет в полотняную куртку, легкие штаны и соломенную шляпу — очевидно ему уже была прямая дорога до чаепития у Болванщика. Хардинг потребовал от него ответа, почему он отослал пушки и кавалерию, на что Ламли нахмурился и ответил, что артиллеристам нужно было пополнить запасы и, черт побери, где же они могли найти склады, как не в Фирозпуре. Он просто кипел от негодования.

— В двенадцати милях? — воскликнул Хардинг. — Да что они могли бы сделать после того, как пополнили бы свои запасы?