Я оглянулся через плечо; это был паланкин с задернутыми занавесками, стоящий у стены, однако носильщиков нигде не было видно. Так вот как нам предстояло пройти мимо стражников, которые внимательно проверяли всех новоприбывших; даже под своим поштином я чувствовал, как холодный пот выступил у меня на спине и в двадцатый раз я нащупал револьвер, спрятанный в поясе — хотя если бы мы попали в беду, его шесть зарядов не слишком бы нам помогли.
Неожиданно глухой ропот толпы перерос в гул, а затем в рев; люди подались назад, чтобы дать дорогу отряду солдат, идущих через площадь со стороны ворот Хазури в предместье. Все до одного это были сикхи, представлявшие половину дивизий хальсы. У некоторых из них виднелись повязки на ранах и пятна от сгоревшего пороха, но они четко держали строй, следуя за своим расшитым золотом знаменем, которое, к моему изумлению, нес тот самый риссалдар-майор с седыми бакенбардами, которого я запомнил еще по Майан-Миру, а потом снова видел в дурбаре Джиндан. Меня поразило, что он рыдал, слезы стекали по его бороде, а глаза неподвижно уставились вперед. Тут же за ним шагал Имам-Шах, со своими ножами с костяными рукоятками за поясом и непокрытой головой, неся свое ружье на ремне. Я нырнул за спину Джассе в мгновение ока — уж можете мне поверить.
Толпа неистовствовала, волновалась и вопила: «Хальса-джи! Хальса-джи!», осыпая их лепестками цветов, но ни один из солдат даже не взглянул в сторону; они проходили в колону по четыре под аркой дворцовых ворот, а толпа, кипящая под стенами, начала выкрикивать новые лозунги: «На Дели! На Дели, герои хальсы! Ва Гуру-джи — На Дели, на Лондон!»
— Что они тут делают, черт побери? — прошептал Джасса. — Возможно мы прибыли как раз вовремя — по крайней мере, надеюсь! Вперед!
Мы снова взялись за паланкин и протолкались сквозь толпу к воротам, где мусульманин-субедар[699]
преградил нам путь и наклонился, чтобы расспросить наших пассажиров. Я услышал женский голос, быстрый и неразборчивый, а затем офицер махнул нам рукой, пропуская, мы пронесли паланкин в ворота — и, не смотря на весь мой ужас при возвращении в это страшное логово, я вдруг вспомнил Стампса Хэрроувелла, который таскал портшезы по Рагби в пору моего детства и как мы бежали за ним, хлеща его по невообразимо толстым ляжкам, а он мог только беспомощно кипеть от гнева, зажатый между шестами. «Видел бы ты сейчас своего мучителя, Стампс, — подумал я, — он теперь сам впрягся в пальки». Наша пассажирка давала указания Джассе, который держал передние ручки и как только мы завернули в маленький укромный дворик, она сразу же выпрыгнула из носилок, быстро подошла к низенькой двери, открыла ее и дала нам знак войти. Затем она провела нас по длинному угрюмому переходу и по нескольким лестничным пролетам — и тут я понял, где мы находимся: именно этим путем меня как-то уже проводили в розовый будуар Джиндан. К тому же я узнал эту хорошую маленькую попку, подрагивающую под облегающим ее сари...— Мангла! — воскликнул я, но она лишь поманила нас пройти в маленькую, скудно меблированную комнатку, в которой я раньше никогда не бывал. Только закрыв двери, она отбросила с лица вуаль и я снова увидел это прекрасное кашмирское личико с сияющими глазами газели — но теперь в них не было и капли дерзкого вызова, один лишь страх.
— Что случилось? — прошипел Джасса, чувствуя катастрофу.
— Вы видели этих солдат хальсы — пять сотен? — Ее голос был достаточно спокойным, но в нем звучала тревога. — Это — депутация от армии Теджа Сингха — люди из Мудки и Фирозшаха. Они прибыли, чтобы умолять махарани дать армии оружие, припасы и нового командующего вместо Теджа, чтобы мы снова могли отбросить Джанги-лата к Делийским воротам! — По тому как она это сказала, вы бы ни за что не смогли бы догадаться, на чьей она стороне; ведь, знаете ли, даже предатели обладают патриотической гордостью. — Но они не получат аудиенцию в дурбаре — они прибыли слишком рано!
— Ну, и что же из того? — спросил я. — Махарани сможет обвести их вокруг пальца — ведь она уже не раз делала это!
— Тогда они еще не были разбитой армией. Их не вели к поражениям Тедж и Лал — и они еще не научились не доверять самой Джиндан. Теперь же, когда они придут в дурбар, увидят, что оказались в кольце мусульманских мушкетов и попросят ее о помощи, которую она не в силах им дать — что потом? Это голодные и отчаявшиеся люди. — Она пожала плечами. — Говоришь, ей удавалось их обмануть? Да, но теперь она не решится на это. Она боится за Далипа и за себя, она ненавидит хальсу за убийство Джавахира и подпитывает свою ярость вином. Раньше ей нравилось отвечать на мятежные речи бросая упреки им прямо в лицо, но кто знает, чем они ответят сейчас, если ей вздумается их провоцировать?