Записки Флэшмена. Том 2.

Скорее всего просто кровавым убийством — и затем появится какой-нибудь узурпатор, который уберет Теджа и оживит хальсу для нового броска на нас. И вот я здесь — снова в самой пасти льва, благодаря идиотским заговорам Хардинга. Может бросить все и смыться в Индию? Да и сможем ли мы вытащить отсюда Далипа, прежде чем весь ад обрушится на нас?..

— Когда состоится дурбар?

— Наверное, через два часа.

— Сможет ли Гарднер привести нам мальчишку до этого? Например, сейчас?

— Бежать днем? — вскрикнул Джасса. — У нас ничего не выйдет!

Мангла покачала головой.

— Махараджу должны видеть в дурбаре. Кто знает, может ответ Май Джиндан их вполне удовлетворит — но даже если нет, они все равно вынуждены будут вести себя тихо, поскольку тысяча мусульман готова будет броситься на них по одному слову Гурдана-Хана. Затем, когда ты увидишь Май Джиндан...

— Мне и не нужно ее видеть — да и никого больше, за исключением ее проклятого сына! Скажи Гарднеру...

— Что за перемены! — проговорила она лукаво, и в ее улыбке промелькнула прежняя Мангла. — Когда-то ты был более прытким. Ну так вот, она хочет видеть тебя, Флэшмен-багатур и у нее на это есть свои причины...

— За каким дьяволом?

— Должно быть, по государственному делу. — Она снова дразняще и медленно улыбнулась мне. — А пока ты должен подождать; здесь вы в безопасности. Я скажу Гурдан-Хану и дам тебе знать, когда начнется дурбар.

И она выскользнула прочь, добавив к моим страхам еще и сомнения. Что может хотеть от меня Джиндан? Раньше я не обращал особого внимания на ее желание, чтобы спасителем Далипа был именно я — ребенок действительно любил меня — и думал, что она просто сделала встречу со мной дополнительным условием — чему так грубо обрадовался Пэдди Гауг. Чертов старый негодяй! Но в такое время это было просто невозможно... хотя с одинокими женщинами никогда нельзя ни в чем быть уверенным, особенно, если они чувствуют себя обманутыми.

Но все это было сущей мелочью по сравнению с яростью депутатов хальсы. Сумеет ли она снова провести их, пустив в действие свои чары и усыпив бдительность своими сладкими словами и обещаниями?

Ну что ж, она даже и не попыталась сделать это, в чем мы и убедились, когда после двух часов ужасного ожидания вернулась Мангла, чтобы проводить нас к той же самой дырке для подглядывания, сквозь которую я раньше уже наблюдал за дурбаром. Теперь это было уже совсем другая индаба[700]; тогда был шум, подъем духа, даже смех, а теперь мы слышали лишь гневные речи депутатов и ее резкие ответы — задолго до того, как достигли заветной щели. Когда же я, наконец, взглянул в нее, то сразу понял — что дело — табак, а Мать всех сикхов уже закусила удила и плевать хотела на все последствия.

Пятьсот головорезов ревели в центре большого зала перед занавеской дурбара, но пока еще сохраняли строй и причины этого были вполне очевидны. На поясах у них позвякивали тулвары, но вдоль стен стоял, должно быть, целый батальон мусульманских стрелков с винтовками наперевес, готовых открыть огонь. Имам-Шах стоял впереди и что-то говорил, обращаясь к занавеске, а старый риссалдар-майор находился в шаге за ним; золотое знамя лежало перед троном, на котором в одиночестве сидел маленький Далип. Маленькая хрупкая фигурка храбреца в темно-красном, с Кох-и-Нуром, сияющим в эгретке его тюрбана.

За занавеской-пурдахом еще больше мусульман выстроились у стены, а перед ними стоял Гарднер в своем клетчатом одеянии, опираясь на обнаженную саблю. Неподалеку от занавески Джиндан ходила взад и вперед, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться и затем вновь возобновляя свою яростную прогулку часового — потому что она была в сильнейшем гневе и, судя по виду, уже успела накачаться вином. В руке у нее была чаша, а на столе стоял объемистый графин, но на сей раз она была в достаточно скромном наряде — насколько скромной может выглядеть сладострастная кукла в обтягивающем сари пурпурного шелка, с распущенными по плечам рыжими волосами и лицом Далилы, которое виднелось из-под отброшенной вуали.

Имам-Шах в сильнейшей обиде хрипло орал по ту сторону пурдаха:

— Уже три дня преданная тебе хальса прозябает на зерне и сырой моркови — они голодают, кунвари, и страдают от холода! Пошли только продовольствие и боеприпасы, как ты обещала и они сметут лагерь Джанги-лата в...

— Сметут, как уже смели в Фирозшахе и при Мудки? — воскликнула Джиндан. — О, да, хорошенькое это было смятение — не хуже, чем бывает среди моих горничных!

Она помолчала, закинув голову, чтобы усилить эффект своих слов. Имам замер в безмолвной ярости, а она продолжала:

— Гулаб посылает вам достаточно припасов — да что там, все грузчики Кашмира, только и знают, что перетаскивать пшеницу из Джуму к реке, нагруженные как...

Ее слова потонули в нарастающем ропоте пяти сотен голосов и Имам приблизился еще на ярд, чтобы прореветь в ответ: