Записки Флэшмена. Том 2.

Согласен, мне чертовски везло. Но за все надо платить, и речь отнюдь не о страхе, боли и мучениях. Вовсе нет. Я сетую на то, что, заслужив успех дорогой ценой, я не могу насладиться им в мире и покое, как Бинкс или Снукс. Стариканы могут съездить в столицу, чтобы постричься или погорланить в клубе в момент национального кризиса, и всем наплевать; никто не ждет, что они помчатся в Конную гвардию с призывом задать перцу ашанти, дервишам или еще каким-нибудь кровожадным язычникам, рыщущим вокруг аванпостов империи. Что вам полковник Снукс или генерал Бинкс? Вышел отставку, в тираж, взятки гладки.

Ага, зато Флэши — совсем другой мешок с билтонгом[830]. Стоит какому-нибудь полоумному факиру затеять бучу в Богом забытом уголке, о котором вы ни в жизнь не слыхали, или вдруг хвост британского льва защемят где-нибудь между Шанхаем и Суданом, вся журналистская братия начинает орать, что пробил час взяться за оружие бравому Флэши, Афганскому Гектору, защитнику форта Пайпера, вожаку Легкой бригады, заслужившему шпоры или решившему исход того или иного столь же знаменитого сумасбродства (им бы знать, как тряслись у «героя» поджилки или как он выглядывал в ожидании шанса удариться в бегство или поднять руки). «Пробил час, когда нужен человек, а кто более способен отстоять в тяжкий миг честь Британии, как не отважный ветеран Лакноу и Балаклавы...», — и т.п. Бумагомараки никогда не заходят так далеко, чтобы требовать для меня поста главнокомандующего, подразумевая второстепенную должность вроде «генерал-головореза», наиболее подходящую моей отчаянной репутации.

И если бы все ограничивалось дешевыми газетенками — в клубе «Объединенной службы» и на Пэлл-мелл тоже норовят недоуменно вскинуть брови: «Ах, Флэшмен, поганое дельце в Египте, да? Отравляетесь с Уолсли, наверное?.. Нет? Вы меня удивляете». Черт побери, так прям и видно, как они думают: неужели человек с такой репутацией, полный сил, не знает, куда призывает его долг? Страдай я тучностью Бинкса или подагрой Снукса (которые, кстати, оба моложе меня), то плевал бы на все, но, обладая фигурой наездника, лишь с легким налетом серебра на висках и реноме Баярда[831], могу ли я не радеть о службе? И когда ваша венценосная леди, выпучив глаза поверх чашки чаю, заявляет в лоб: «Я ожидаю, сэр Гарри, что вы сопроводите сэра Гарнета в Египет», — как-то неудобно напоминать, что вам уже за шестьдесят и нет охоты, тем более что идиотка, на которой вас в недобрый час угораздило жениться, говорит, как ее муж уже грызет удила от нетерпения. (Хочет отослать меня подальше, без сомнения, чтобы наставлять рога с комфортом.) Все только и твердят, что «без Флэши шоу не состоится», и вот, не успеешь и глазом моргнуть, как будешь слушать в пустыне «Петушок Севера»[832] и делать вид, что горишь желанием сцепиться врукопашную с каким-нибудь ниггером в два раза выше тебя ростом.

Еще раз повторю: это дьявольски нечестно, и к осени 83-го я был сыт по горло. За пять лет со времен «Конгресса имени Отто» я порядком побыл в центре внимания, главным образом благодаря предполагаемым геройствам в Южной Африке в 79-м. Моей ноги там и близко бы не оказалось, кабы не неуемная любовь Элспет к деньгам — будто миллиона старого Моррисона было ей недостаточно и обязательно понадобилось сунуть пустую головку в якобы существующую шахту своего двоюродного братца (об этом неприятном эпизоде я поведаю как-нибудь в другой раз). В 82-м последовала египетская заваруха, от которой я намеревался отлинять. Но Джо Уолсли сам попросил моего назначения, и под аплодисменты прессы, благословение королевы и слезы, брызнувшие из глаз Элспет, когда я приласкал ее напоследок, что мне, черт возьми, оставалось делать, как не влезть в это дело по уши?

Как повернулось, это была не худшая кампания на моей памяти, далеко не худшая — по меньшей мере, короткая. Мы просто согласились с большой неохотой (а Гладстон разве выказывал когда-нибудь что иное?) помочь хедиву усмирить его взбунтовавшуюся армию, принявшуюся резать христиан и поклявшуюся изгнать из страны всех чужеземцев — скверные новости для инвесторов Суэцкого канала (сорок четыре процента годовых, каково?) и для транспортной артерии, связывающей нас с Индией. Джо с ходу опрокинул мятежников под Тель-эль-Кебиром, где парни в килтах искромсали всех, кто подвернулся под руку, а единственной сильной встряской для меня оказался момент, когда пришлось идти в атаку с «оловяннобрюхими» под Касассином. Но тут под Бейкером Расселом подстрелили лошадь, и я отважно свернул, поспешив ему на выручку, и освободился, когда худшее закончилось и пехота этих скоморохов уже сверкала пятками, а мне оставалось проклинать свое невезение да Бейкера. Сверкающий взгляд, яростные вопли, сабля в руке — любо-дорого посмотреть. Джо сказал, что я служу источником мужества для гвардейских кавалеристов, и просил остаться в Каире, но я пробурчал в ответ, что теперь, когда установлен мир, нужда во мне отпала. Его штабные переглянулись с ухмылкой: вот он, мол, старина Флэши[833]!