Записки Флэшмена. Том 2.

Вопреки всей своей браваде я это понял с того самого момента, как всплыло имя Пехман. Они спеленали меня по рукам и ногам, сволочи: этот ухмыляющийся подонок, его хладнокровная сообщница... и Бисмарк. Кому бы еще пришло в голову извлечь из нафталина древнее лжесвидетельство, чтобы заставить меня... Но что им нужно, черт побери? Должно быть, я выглядел как вытащенная на берег рыба, потому как Виллем ободрительно подмигнул и похлопал по краю койки.

— Но не стоит переживать — этого никогда не случится! Это последнее, чего мы хотим. Конечно, какой нам прок, коли вы будете в кутузке? Про дело Пехман я упомянул, только чтобы дать вам понять, что будет, если... Но знаете, — продолжает он дружелюбно и деловито, — не хотите ли услышать, что нам нужно от вас? В наших намерениях нет ничего дурного, клянусь. Напротив, это чертовски доброе дело.

Виллем встал.

— Насколько могу судить, вы уже чувствуете себя лучше, если не душой, так телом. Ноги как новенькие, да? Ага, я заметил! — и он ухмыльнулся той нахальной штарнберговской улыбкой, от которой у меня похолодело внутри. — В таком случае я прогуляюсь по коридорчику покуда вы напялите свои вещички и отольете. Побриться, боюсь, покуда не получится — я на всякий случай убрал бритву в свой саквояж. Потом мы слегка перекусим и обмозгуем наше дельце.

Он весело кивнул и вышел.

Не могу поведать вам, что чувствовал, пока с трудом вставал с кровати и одевался, потому как и сам не помню. Меня ухватили за живое, причем накрепко, поэтому не оставалось ничего иного, как отбросить праздные сожаления и исходить из того, что знаю. А знал я следующее:

Штарнберг и Кральта являются агентами Бисмарка. Они заманивают меня в ловушку, опаивают, угрожают оружием и неизбежным заключением в тюрьму, если я не сделаю... Что? «Ничего дурного... чертовски доброе дело...» Очень сомневаюсь. С другой стороны, враждебности они не проявляют, факт. Кральта дозволила оседлать себя, следуя сценарию, но, изучив за много лет женщин, я знал, что она тоже положила глаз на меня. Да и молодой Штарнберг, хоть и является, вероятно, таким же опасным и коварным типом, как его сволочной папаша, смахивает на убийцу-шантажиста из разряда дружелюбно настроенных... Ха, да под конец он меня разве что не упрашивал. Я терялся в догадках. Ясно было одно — если злоумышленники собираются втянуть меня в некий дьявольский заговор или навешать на уши порцию свежесваренной лапши, они избрали для этого какой-то странный способ. Оставалось ждать, слушать и караулить шанс дать деру.

Так и порешив, я выпил еще минералки, поразмял пальцы, переложил складной нож из кармана за голенище (надо было обшарить мои вещички, Билл), пришел к выводу, что бывало и похуже, и был уже в полном порядке, когда вернулся Штарнберг, предшествуемый Манон с полным подносом, который она водрузила на складной стол, после чего ловко переоборудовала койку в диван.

— Как, не проголодались? — воскликнул Виллем, когда я отказался от сэндвичей и куриных ножек. — Ладно, наверное, оп-пиу-плюм не лучший аперитив перед завтраком. Но от бренди-то не откажетесь? Отлично! А, вот и ее высочество! Бокал шампанского, душа моя, и кресло. «Прекрасно сделано и достойно принцессы», — как выразился бы мой тезка из Стратфорда[889]. Знаете, Гарри, она ведь настоящая принцесса, а я — граф, да и вы были препоясаны, как это у вас говорится, так что мы прямо избранное общество, не так ли?

Вылитый Руди — весело болтая, он ловко расположился между мною и дверью, отвешивая поклон Кральте, очень элегантной в отороченном мехом дорожном плаще и такой же шапочке казачьего фасона. Красотка удостоила меня своего высокомерного взгляда, а потом, к моему удивлению, протянула с легкой улыбкой руку и вежливо поинтересовалась, хорошо ли мне спалось. Черт бы ее подрал! Не подав вида, я, как подобает добропорядочному джентльмену, принял руку и молча поклонился, словно это не она опоила меня дурманом и мы не творили бог знает что еще несколько часов назад. Покуда не смекну, откуда дует ветер, вся моя политика сводится к тому, чтобы придерживать язык и держать глаза и уши широко открытыми. А после того как смекну, стану еще сдержаннее и внимательнее.

— У всех налито? — спрашивает Штарнберг. — Отлично. За наше удачное сотрудничество!

Выпив, он закурил папироску и уселся на ближнем к двери конце софы. Я располагался у окна.

— Ну а теперь... к дельцу, — продолжает Билл. — Начнем с того, что канцлер князь Бисмарк передает вам привет, извиняется за причиненные неудобства и просит вашего содействия в деле сохранения мира в Европе. И это не шутка, — добавляет он. — Мир держится на волоске, и если ситуация качнется, заварится такая кровавая каша, какой не было со времен Бонапарта.

Улыбка исчезла с его губ, а Кральта не сводила с меня глаз.