Записки Флэшмена. Том 2.

В части того, что понадобилось им от меня, я оставался в недоумении. Какой прок в том, что австрийские император с императрицей держат меня за простого английского вояку? Сисси знала толк в мужчинах, и ходили слухи, что Франц-Иосиф строго предупредил жену насчет нескольких кавалеров, отношения с которыми носили, скорее всего, вполне безобидный характер. Но я в их числе не состоял. Смею заявить, я мог бы приторочить ее скальп к своему кушаку, но никогда не пытался, и не без основательных причин: все знали, что Франц-Иосиф, который сам, видимо, поставил перед собой задачу задрать юбки у всех девиц и женщин Австрии, приходил в бешенство при мысли о ее амурах. И хотя придворные ухажеры наверняка помогали ей оставаться в форме, лучше было в эти дела не соваться. К тому же при внешности, как у Афины Паллады, она, как я подозревал, была с приветом: таскалась по спортивным залам, изводила себя диетами, кропала стишки или просила преподнести ей сумасшедший дом в качестве подарка на день рождения — так мне рассказывали. Между ней и Францем-Иосифом не очень ладилось, с тех пор как он заразил ее постыдной болезнью, поэтому она предпочитала покорять Европу, покуда он таскался за ней, умоляя забыть и простить. Эти королевские браки — сущий ад.

Я тут распространяюсь про все, потому как это имеет непосредственное отношение к допросу, который Виллем возобновил, стоило нам отъехать от Мюнхена. Начал он поинтересовавшись, много ли известно мне про Австрийскую империю. Я ответил, что австрияки, похоже, сильно поднаторели в умении проигрывать войны и уступать территории, намекая на недавние трепки, заданные им Францией, Пруссией и Италией, да и вообще вся их лавочка давно на ладан дышит. Помимо этого я больше ничего не знал и знать не желал.

Штарнберг кивнул.

— Верно, на ладан дышит. Пятьдесят миллионов человек двенадцати разных национальностей, согнанных в кучу под скипетр напыщенного самодура, который понятия не имеет, как управлять ими. Этот Франц-Иосиф настоящий зануда и своими оплошностями свел на нет ту популярность, которой пользовался как очаровательный юный монарх тридцать пять лет тому назад. Однако империя его расположена в солнечном сплетении Европы, и если она начнет содрогаться в конвульсиях... Нет, лучше даже не представлять. А что скажете насчет Венгрии?

Я выразил мнение, что это крупнейшая часть империи, не считая, собственно, Австрии, и что жители ее — редкостный сброд, зато отличные наездники. Мой собеседник ухмыльнулся.

— Ну чем вам не профессор международных дел? Ха, я сам на четверть венгр, по линии матери, и пруссак на остальные три четверти. И вы правы, что венгры — это редкостный сброд, который совсем не питает восторгов по поводу австрийского правления. Некоторое время назад они провозгласили независимость и подняли бунт, и Франц-Иосиф имел неосторожность обратиться к царю, дабы тот прислал русские войска усмирить мятежников. Венгры ему этого никогда не простят. Франц идет на все, лишь бы ублажить их, делает уступки, коронует себя и Сисси королем и королевой Венгрии, и все равно найдется в избытке мадьярских националистов, мечтающих навсегда распрощаться с Австрией. Речь о людях вроде Лайоша Кошута — записного подстрекателя, который верховодил восстанием. Ему теперь за восемьдесят, он живет в эмиграции в Италии, но по-прежнему ненавидит Габсбургов, как чуму, и грезит о свободной Венгрии. Хотите верьте, хотите нет, но он со своими дружками-националистами питает симпатии к императрице Сисси и императорскому сыну и наследнику, кронпринцу Рудольфу, который расположен к конституционнным реформам[891]. Но есть еще и другие — экстремисты, стремящиеся получить все более быстрым путем.

Штарнберг сделал паузу, чтобы закурить папиросу. Он бросил спичку и поглядел на клубы дыма.

— Это террористы вроде «Хольнупа», так называемых венгров «завтрашнего дня». Эти ребята шушукаются по углам, замышляют кровавый переворот, но большинство соотечественников смотрит на них, как на убогую шайку фанатиков, которых не стоит воспринимать всерьез. — Он бросил сгоревшую спичку. — Так же смотрели на них и мы... пока несколько месяцев назад Бисмарк не получил от своей личной разведывательной службы весточку, что «Хольнуп» намерен по-настоящему встать на тропу войны. А теперь позвольте подлить вам еще коньячку.

Штарнберг стал наполнять рюмку, и как раз в этот миг на солнце, должно быть, набежало облачко, так как яркие краски пролетающего за окном милого осеннего пейзажа вдруг померкли, моему разыгравшемуся воображению показалось вдруг, что тень проникла даже в вагон, похитив сверкающие искорки из благородного напитка, и даже стук колес приобрел, казалось, угрожающий, назойливый тон.