Записки Флэшмена. Том 2.

Есть люди, которые при виде неотвратимой опасности стискивают зубы, обретая новые силы в собственном отчаянии. Я совсем не такой, но врожденная моя трусость имеет следствием некое бесшабашное неистовство — вроде как у парня, подцепившего Черную Смерть и думающего: «Э, ладно, к чертям все, буду тогда кутить и распутничать напропалую, потому как это хоть веселее, чем каяться да молиться». Именно в таком состоянии я оказался способен — одновременно визжа от страха — завалить ту гурию на Борнео во время битвы на Батанг-Лупаре или воздать должное миссис Поплевелл во время схватки с разъяренной толпой у Харперс-Ферри. Это не побеждает страх, но позволяет хотя бы отвлечься от него.

В теперешней моей беде ситуацию облегчали Виллем и Кральта, делавшие вид, что я у них почетный гость. Они радушно проводили меня в дом, позаботились об удобстве размещения, а когда мы сели ужинать в скудно меблированной зале, изо всех сил старались развеселить меня — задача геркулесовых масштабов, согласитесь, но они не дрогнули. Виллем щебетал без умолку, а Кральта, инстинктивно догадавшись, что лучшей встряской для меня будет вид обнаженных плеч и выглядывающих из декольте полушарий, переоделась в вечернее платье из красного бархата, дополненное сияющими бриллиантами на шее и в волосах. Почему бы и не поразвлечься, подумал я, все равно ведь заснуть не получится. Поэтому я присоединился к беседе — сначала довольно скованно, но вскоре оживился, ударившись в воспоминания о какой-то из кампаний. Перехватив взгляд, которым обменялась парочка, я сообразил, о чем они думают: ага, мол, растормошили мы-таки этого мерзавца. О затее с Ишлем не прозвучало ни слова до тех пор, пока не подошло время ложиться. К этому времени я достаточно набрался, дабы заглушить острый страх и начать подумывать об очередном заезде с Кральтой. Она покинула нас за сигарами и холодно улыбнулась мне, когда я возвратил на место ее стул. Когда мы остались одни, Виллем говорит:

— Вернемся к нашему предложению... Вам все еще нужно время на размышления?

— А у меня есть выбор? — протянул я.

— Едва ли. Но я был бы рад, если бы вы доброй волей пошли с нами — дело благое, да еще и повеселимся!

Он хмыкнул. Проклятье, вылитый Руди — безжалостный, как сталь, и одновременно легкий, как пух.

— Ну же, Гарри, что скажете?

— Если я скажу «да», вы станете доверять мне?

— Коли поручитесь своей честью, то безусловно.

Лживый ублюдок, но это давало мне шанс до упора исполнить роль честного Флэши. Я выпрямился и посмотрел ему прямо в глаза.

— Отлично, — говорю я решительно. — Даю вам слово, но требую взамен поклясться честью, что все рассказанное вами — святая правда.

Штарнберг вскочил, как подброшенный, и с радостной улыбкой протянул руку.

— Свершилось! Клянусь! О, как здорово! Я знал, что вы не устоите! Эге, за такое обязательно стоит выпить!

Так мы и сделали. Ни один из нас ни на грош не верил другому, но делал вид, что нисколько не сомневается. Впрочем, не берусь утверждать, что Билл хоть немного не повелся, потому как я умею выглядеть чертовски убедительным, когда захочу. Осушив бокал, он похлопал меня по плечу, весь распираемый эмоциями, и препоручил заботам того краснорожего сторожевого пса. Топая под его охраной по лестнице, я слышал летящие вслед напутствия Штарнберга: «Покойной ночи, дружище! Сладких снов!»

Громила молча проводил меня в комнату, выглядевшую так, как я и предполагал: на окнах решетки, дверь, запираемая снаружи, и Кральта, сидящая на большой кровати с балдахином, облаченная в прозрачную ночную рубашку и с ожиданием во взоре.

— Скажите, что он все-таки убедил вас! — восклицает она.

— Ни на минуту, дорогая, — отвечаю я, скидывая сюртук. — Поскольку знавал его отца, и даже на миг не готов повернуться спиной к ним обоим.

Прекрасное вытянутое лицо окаменело, а когда я сел рядом, принцесса отодвинулась подальше, к подушкам.

— Нет, он не убедил меня, — продолжаю я, склоняясь к ней с улыбкой задумчивого Флэши на губах и касаясь ее волос. — Меня убедили вы. Знаете, Кральта, я парень простой и всегда был таким. Мне не всегда удается распознать ложь, когда я сталкиваюсь с ней, зато сразу чувствую, если кто-то говорит правду. — Я нежно поцеловал ее в лоб и ощутил, как она смущенно вздрогнула. — Вы откровенны, как смерть. И хотя я не силен в политике и тех грязных трюках, к которым привычны все эти государственные деятели, и даже наполовину не разобрался во всем том, что Виллем наговорил мне... Что ж, все это, если честно, не имеет значения. — С глубокой искренностью я сжал ее грудь и почувствовал, как она твердеет под моей ладонью, словно футбольный мяч. — Если вы считаете, что это благое дело... ну, этого вполне достаточно для меня.

Видели когда-нибудь плачущую лошадь? Я — нет, но мне и ни к чему, после того как я видел слезы, вытекающие из прекрасных голубых глаз и сбегающие по конской морде, и слышал ржание, вырвавшееся из раскрывшейся в радостной улыбке до самых коренных зубов пасти. Ее руки обвили мою шею.

— Ах... но все мои обманы и уловки...