Записки Флэшмена. Том 2.

После этого все пошло как по маслу: император серьезно кивал, Билл заявлял, что если бы он только знал и что у него мысли не было вторгаться в чужие владения, и вообще мы доставляем столько неудобств, Ваше Величество. Флэши же сначала мужественно цеплялся за дерево, а потом еще более мужественно за егеря, которому выпала честь тащить его на своей спине. Я возлежал на оной, наслаждаясь ароматами ружейной смазки и коровьего навоза, и размышлял, что из всего этого выйдет, а Виллем топал рядом с императором впереди, рассыпаясь попеременно то в благодарностях, то в извинениях и, к моему изумлению, заставив Франца-Иосифа рассмеяться. Стоит отдать должное этим Штарнбергам: коли начнут петь, их даже соловьи заслушаются. Ко времени, когда мы достигли усадьбы, император Австрии пришел в наилучшее расположение духа. Он на ходу раздал поручения слугам и отправился переодеть свои дурацкие штанцы, только когда убедился, что я удобно устроен на кушетке в оружейной комнате и вокруг снуют лакеи с горячей водой и холодными компрессами. Лично занявшись моей перевязкой, Виллем отогнал их прочь.

— Мы на месте, — шепнул он. — Кстати, император знает мою семью, по крайней мере, по имени.

Меня так и подмывало сказать, что, знай он про Штарнбергов немного более фамилии, нас бы уже волокли сейчас в кутузку.

— Продолжайте в том же духе, когда придет доктор, — добавил Билл.

Я так и поступил, играя свою роль на глазах Виллема и Франца-Иосифа, облачившегося теперь в приличный костюм. Эскулап, пухлый коротышка с глазами навыкате и дикорастущими бачками, обследовал мою травму и изрек, что выглядит она ужасно, но ковылять я, скорее всего, смогу. Отлично, думаю про себя, ибо теперь нет повода нас приютить, и мы можем направить стопы свои в Ишль и предоставить «Хольнупу» свободу действий. Но у Штарнберга, чтоб ему провалиться, на все имелся ответ.

— Не забудьте про рану в бедре, — не моргнув глазом заявляет он. — Это серьезное повреждение, оставшееся у моего друга на память об Афганистане, — это уже к доктору. — Оно способно вызвать онемение ноги. Помните, Гарри, как вы целую неделю провалялись в кровати, когда в бытность в Шотландии просто споткнулись о пень?

Заметьте, как хитро: Виллем знал, что растрогать Франца-Иосифа способны только почетные боевые отметины. Император сам был отважным воякой, и с из ряда вон выходящей тупостью рисковал жизнью и здоровьем в ходе различных своих кампаний. Которые, к слову сказать, все проиграл. И вот, можете представить себе Флэши, возлежащего без штанов перед доктором, удивленно изучающим впечатляющий шрам на бедре, рану колена, полученную при Харперс-Ферри, и даже отверстие в филейной части, просверленное пулей охотников за рабами во время переправы по льду реки Огайо. Виллем тем временем шепчет потрясенному Францу-Иосифу, что, мол, это еще даже не половина — стоит осмотреть всю его шкуру, там и дюйма целого не найти — честное слово, Ваше Величество, — этот парень прожил лихую жизнь, ей-богу. Ну, или что-то в этом роде.

Император в изумлении покачивал головой, а гусар бинта сразу подхватил идею, забормотав что-то про вторичную реакцию и отложенные дисфункции мышц. Вполне вероятно, выразил он мнение, что даже малейшая контузия способна сделать пострадавший член временно неработоспособным. И тут Виллем совершил свой гениальный ход.

— Итак, старина, насколько я понимаю, нам придется просто перенести вас в Ишль! Бедро сильно болит? Ну ничего, соорудим нечто вроде носилок и несколько крепких парней... Не окажет ли Ваше Величество любезность, — продолжает он, снова поклонившись и щелкнув каблуками, — разрешить моему другу отдохнуть здесь немного, пока я все приготовлю... Не более часа. Тысяча извинений... такие неудобства... Ну ладно, дружище, вы пока закусите что-нибудь, чтоб не стонать...

Тут даже Скруджа слеза бы пробрала. Франц-Иосиф зыркнул на доктора и заявил, что перемещать меня будет крайне немудро, и адъютант от припарки согласился с риском серьезных осложнений. Richtig[915], провозгласил кайзер, значит, джентльмен останется здесь, на его попечении, до тех пор пока не сможет передвигаться самостоятельно.

Протесты Виллема любо-дорого было послушать, но Франц-Иосиф отмел их напрочь: трогать Флэшмена в таком состоянии — это немыслимо. Принять у себя столь доблестного офицера будет настоящей честью, тем более что император в неоплатном долгу перед ним за оказанные королевской семье услуги. Граф Штарнберг тоже должен остаться. Если состояние больного позволит, государь будет рад насладиться компанией своих гостей за обедом. Пока же дела требуют его присутствия в другом месте.

К этому времени я начал опасаться, смогу ли вообще ходить, и испытал немалое облегчение когда, будучи поднят двумя слугами по лестнице в уютную комнату с видом на сад, обнаружил, что способен передвигаться без малейших затруднений, и травма моя — не более чем болезненный синяк. Виллем выразил мнение, что я достаточно оправлюсь к обеду, чтобы доковылять до стола.