Записки Флэшмена. Том 2.

— Этой прекрасной ночью подверглись нападению и были ограблены еще четверо несчастных горожан, так что случай с вашим приятелем не вызовет подозрений. Чертовы висельники! Хуже, чем в Лондоне... Так что лучший способ действий для вас, полковник, это обнаружить бесчувственное тело своего друга и поднять тревогу, понимаете? Подойдет такой вариант для подтверждения ваших bona fides[910]?

У него это прозвучало как «бонифации». Какого дьявола запала мне в память такая мелочь, остается только диву даваться.

— Время, — отрезает Хаттон, выпрямляясь. — Время подыскать очередную жертву, да, Дельзон? Тогда за дело!

Его рука снова сжала мое плечо.

— Все в норме, полковник? Ни слова Штарнбергу, не забывайте! Мы еще увидимся... позже. Доброй охоты, сэр!

И он вместе со своим поганым дружком-лягушатником исчезает во тьме, как призрак, ни произнеся больше ни единого слова и оставив меня в состоянии полного смятения. Не лишись я дара речи, заорал бы как резаный, а так мне оставалось только последовать его совету в отношении Краснорожего. Через несколько секунд лихорадочных поисков я нашел скота замертво валяющимся в кустах и разбудил эхо воплями: «Helfen! Polizei! Ein Mann ist tot! Helfen, schnell, helfen!»[911]. После чего счел резонным побежать к казино, продолжая поднимать тревогу и направлять группы заинтересованных зрителей к месту преступления.

Идея, естественно, сработала в лучшем виде. Виллем оказался в числе первых, метая молнии невысказанных подозрений, которые я несколько утихомирил следующим объяснением: я, мол, ждал Кральту у фонтана, когда раздавшиеся в зарослях звуки борьбы привлекли мое внимание. Бросившись туда, я обнаружил распростертое тело Краснорожего, карманы которого обшаривали двое дюжих грабителей. Они обратились в бегство, я преследовал их, но потерял в темноте и вернулся, чтобы позаботиться о пострадавшем и поднять тревогу. И куда, черт побери, смотрит полиция?

Уверен, это ничуть не убедило его, по крайней мере, поначалу. Думаю, он ума не мог приложить, почему я не воспользовался шансом смыться... И постепенно пришел к выводу, что это и не входило в мои планы. Вопрос был окончательно решен, когда через несколько минут на гравийной дорожке появился пошатывающийся господин, сквозь стоны поведавший историю про двух вооруженных бандитов, которые оглушили его и увели часы и бумажник. Через полчаса у ворот казино была найдена третья жертва, в бесчувственном состоянии, схожим образом избитая и обчищенная.

Тем временем прибыли легавые, которые загнали перепуганную толпу обратно в казино, где Краснорожему и прочим жертвам оказывали первую помощь. Со всей очевидностью вырисовывалось, что шайка грабителей сочла клиентов казино достойной добычей и произвела налет на окрестности заведения. Именно эту догадку я излагал в высшей степени деловитому молодому инспектору, пока все еще озадаченный Штарнберг и Кральта наблюдали за мной. Они переговаривались sotto voce[912], и будь мне до смеха, я от души позабавился бы над медленной переменой выражения на лице Виллема. Она явно убеждала его в моей непричастности, ибо я не только не рванул куда подальше, но даже поспешил на помощь Краснорожему и первый позвал полицию. Наконец он кивнул, но я не сомневался, что Билл все еще подозревает меня — Руди на его месте подозревал бы.

Впрочем, на обратном пути в «Золотой корабль» мои «бонифации» не ставились под сомнения. Кральта висела на моей руке, благодаря Бога, что я не пострадал, а Виллем вел резкую беседу с Краснорожим, топавшим сзади с забинтованной головой. Из обрывков разговора я уловил, что верзила горько оплакивает утрату локона некоей красотки Лени, который хранился у него в часах, но сочувствия от Билла не дождался — пруссакам, знаете ли, плевать на беды своих подчиненных. Мне, собственно говоря, тоже, но в этой ситуация я решил сделать вид, что это не так. Поэтому перед отходом ко сну заглянул к Краснорожему и возложил сочувственную длань на его толстый череп; он же просто вылупился на меня, как околевающий бычок.

Пребывая в состоянии жуткой депрессии, я устроил сумасшедший галоп с Кральтой той ночью, после чего впал в короткое забытье, в котором Хаттон волоком тащил меня по заросшим папоротником коридорам огромной мрачной усадьбы, обернувшейся поначалу домом Вампоа в Сингапуре, а затем подземельями Йотунберга, где рыскал с ружьем наизготовку невидимый Игнатьев, а Руди гонялся за мной с окровавленной саблей в руке. А откуда-то доносился рев Черити Спринга: «Украл волосы твоей девчонки, да? Ничего святого для этого сукина сына! Ну да ладно, сейчас мы ему устроим rari nantes in gurgite vasto[913], будет знать!» И вот я уже захлебываюсь в Йотунзее, а танцовщица Нариман душит меня. Потом оскаленная маска спадает с ее лица и я вижу перед собой Кральту. Я просыпаюсь, чтобы обнаружить принцессу в своих объятиях, и чувствую, что весь истекаю потом.