Записки Флэшмена. Том 2.

Камминг, как и следовало ожидать, был похоронен для света и армии; ему хватило ума уйти в отставку, жениться на своей американке и удалиться в Шотландию. Зная баронета, я не сомневался, что позор для него — ничто по сравнению с яростью к заклеймившему его обществу и предателю-принцу. В эту самую минуту он сидит, наверное, в своей горной твердыне, облаченный в праведный гнев и презирает свет, который изгнал его. Это неудивительно, поскольку теперь, когда моя маленькая история близится к концу, я могу сказать вам, что... Гордон-Камминг пострадал ни за что. Он не жульничал в баккара.

Я узнал об этом через сутки после вынесения вердикта, но поделать ничего не мог, даже если хотел бы. Никто ни на миг не внял бы правде — я сам отказывался поначалу, настолько дико та звучала. Но сомнений не было, ибо она в точности совпадала с показаниями обеих сторон, да и поступила из достоверного источника. В конце концов, я с этим источником семьдесят лет прожил и знал, что, будучи способна при необходимости укрыть немного veri[1031] и добавить капельку falsi[1032], Элпет не лгунья.

Мы поглощали завтрак — я, в преклонном своем возрасте, ел в русском стиле: сосиска, бренди и кофе; она же в лучших традициях национальной шотландской кухни: каша, ветчина, яйца, кровяная колбаса, какой-то рыбный ужас под названием «копченый арброут», овсяные печенья, булки и мармелад (бог весть как ей удается сохранять фигуру!). Одновременно мы просматривали утренние газеты. Обычно Элспет и читает и болтает одновременно, но теперь сидела тише мыши, потрясенная расправой с Каммингом. Отложив наконец очки, она стала размешивать чай ложечкой, лицо ее выражало глубокую задумчивость.

— Поганое дельце, — говорю я. — Знаешь, старушка, мне все это непонятно. Хотя Камминг, конечно, мерзкий сноб, я все-таки не могу поверить, что он жульничал.

— А он и не жульничал, — отзывается Элспет.

— Как так? А, понимаю... тебе это тоже кажется невероятным. Что ж, вряд ли мы когда-нибудь узнаем правду, но...

— Почему же, я знаю, — заявляет она, откладывая ложку. — Камминг не мухлевал. По крайней мере, я склонна думать так о первом вечере, насчет второго же уверенна совершенно.

Элспет отхлебнула чай, я же едва не поперхнулся своим бренди.

— Что ты имеешь в виду под своим «знаю»? Ты же не в курсе дел! Помнишь, когда я расспрашивал тебя в Трэнби, не жонглировал ли он ставками, ты даже не поняла, о чем речь!

— Я прекрасна поняла, на что ты намекаешь, но было не слишком разумно говорить об этом в тот момент. Это было совершенно ни к чему, — спокойно добавляет моя благоверная.

— Ты имеешь в виду... что знала о его невинности? — от волнения я опрокинул чашку, залив все кофе. — Но это... это невозможно... Куда ты, черт побери, клонишь?

— Нет нужды наседать на меня или обращаться в таком раздражительном тоне, — заявляет она, быстро вскакивая. — Скорее подложи под скатерть тарелку, пока стол не испачкался. Проклятье, что за бардак! Ну же, дай уберу, а ты позови Джейн! О, мой лучший ореховый столик!

— К черту Джейн и столики! Скажешь ты мне, что собиралась или нет?

Жена откинула скатерть, промакивая и протирая стол салфеткой.

— Элспет, что за разговор про невиновность Камминга? Откуда тебе известно, черт побери?

— Слава богу, что кофе остыл... Ох, какой ужас! Придется теперь обрабатывать его французской полировкой! — Она рассматривала столешницу. — Ах, дорогой, и почему я не подождала, пока ты закончишь — мне ли не знать, каким ты бываешь по утрам.

Супруга с грациозным презрением отбросила грязную салфетку и села.

— Сэр Уильям Гордон-Камминг не жульничал. Вот что я имела в виду. — Она вздохнула, как Гризельда Многотерпеливая. — Дело в том, что... это я жульничала.

Бог весть какой был у меня вид в этот момент — наверное, как у ерша на сковородке. Она предупреждающе вскинула пальчик.

— Нет, прошу тебя, дорогой, не надо повышать голос или сердиться. Что сделано, того не воротишь, а слуги услышат. Если ты зол, мне жаль, но, может быть, ты выслушаешь меня и гнев твой поумерится. Надеюсь. — Элспет улыбнулась мне, словно младенцу в люльке, и отпила глоток чаю.

— Итак, это я добавляла фишки к ставкам. Всего лишь раз или два, а вовсе не столько, как они утверждают. Меня прямо поразило, когда я прочла в газетах показания, которые они все давали, даже миссис Уилсон. Господи, да если бы там творилось такое бесчинство, все на свете заметили бы, в том числе и принц! Вот как люди обманывают себя! Полагаю, — она пожала плечами, — генеральный стряпчий или кто-то еще правильно сказал, что мы видим то, что хотим видеть... Но они видели не то, если ты понимаешь, о чем я, потому что жульничал вовсе не Билли Камминг, а я... Хотя можно ли назвать это жульничеством? Короче, я провернула это дело пару раз, ну или три-четыре, быть может, не помню. В общем, достаточно для того, чтобы создать у них впечатление, что он мошенник, рада доложить, — добавляет Элспет с довольным видом. — И не надо сердиться, потому что Камминг заслуживал этого, и я была права.