— Да разве я помню? Это ведь было столько лет назад, во время Крымской кампании, наверное. Мы тогда водили знакомство с лордом Кардиганом, а этот О`Брайен или Бранд служил при нем, и познакомил меня с таким множеством замечательных трюков... О, ты вполне можешь представить, как я веселила с их помощью Гавви и крошку Селину! Но тогда тебя не было дома... Кстати, — продолжает она, задумавшись, — тот случай, когда О`Брайант насолил тебе со своими фокусами, не был ли связан с историей, когда папа услал тебя в Африку? Да, батюшка мог быть очень строг, когда хотел... Ну да ладно. Как видишь, мне не составило труда устроить подобную штуку для Билли Камминга, так ведь?
«В делах людей прилив есть и отлив»[1036]
, когда нам остается только пожимать плечами. Как, например, в случае, когда ваша дражайшая половинка оказывается опытной мухлевщицей, задействовавшей свои таланты, чтобы уничтожить невиновного. Приходилось смириться с тем, что это правда — ей не под силу было выдумать такую дичь, кроме того, это прекрасно объясняло факты и раскрывало тайну. И в то время как ни один нормальный человек не додумался бы до такой вещи или не решился бы на нее, Элспет всегда отличалась пугающей смесью глупости и отваги. Будучи сам трусом, я вздрогнул при первой мысли, пришедшей мне в голову.— Господи, а если бы тебя поймали?
— Чепуха! Разве я только что не доказала тебе свою ловкость? Да и кто, — продолжает она с озорным взглядом, — заподозрил бы милую старушку леди Флэшмен? Да, один раз, быть может, я проявила некоторое безрассудство — это когда Камминг орудовал карандашом и я повела его руку как бы для того, чтобы черкнуть что-то, а сама передвинула фишку за линию. А эти лопухи поклялись на суде, что это сделал он! О, все было надежно, как в банке «Коуттс»!
И знаете, глядя на эту ангельскую улыбочку и рассуждая над тем, что она провернула, я впервые за пятьдесят лет жизни с ней почти что испугался. Моя Элспет, чей нежный и безобидный характер я принимал как данность, призналась в бессовестном преступлении, от которого пришла бы в ужас даже Далила. И мне вдруг вспомнилось про Сонсе-аррей, Нариман, императрицу Цыси, амазонок Дагомеи, Ранавалуну (о, мне доводилось знавать немало прелестных цветочков в свое время) и про их дар нащупать у мужчины самое уязвимое место и давить, покуда тот не заверещит... И я понял, что под нежной кожей и застенчивым румянцем моей благоверной скрывается их родная сестра. Да уж, ex Elspetho semper aliquid novi[1037]
, подумал я, уверившись и благодаря бога, что она на моей стороне. Но чем, во имя всего удивительного, мог провиниться перед ней Камминг, чтобы навлечь на себя такую жуткую месть?— Даже говорить не хочу! — отрезала она, когда я попросил ответить на этот вопрос (не в первый раз, как помните). Улыбка сошла с ее лица. — Это слишком... слишком outre[1038]
, чтобы передать словами!У нее всегда такая манера выражаться, и сказанное могло означать все что угодно — от грошового пустяка до государственной измены. Ледяная лапа сжала мои потроха — от гнева на Камминга, допустившего по отношению к Элспет такое ужасное поведение и от страха, что от меня в таком случае могут ожидать каких-то опрометчивых действий, вроде обещания пристрелить свинью. Но нельзя оставить это непроясненным. С милой улыбочкой поведав мне свою кошмарную историю, при этом вопросе супруга явно занервничала, нахмурилась и стала смотреть искоса.
— Прошу, не спрашивай, — говорит.
Я знал, что криком и стуком кулака по столу тут не поможешь, поэтому стал ждать, откинувшись в кресле и похлопывая себя по коленке.
— Ну же, старушка, — подбадриваю ее я, и через минуту она повернулась и взгромоздилась на мои скрипящие бедра. — Будь умницей и расскажи мне все, и я обещаю, что не буду сердиться, честное индейское! Ты можешь отправить в сточную канаву хоть двадцать Каммингов, и мне на это будет наплевать, ведь я знаю, что моя девчонка не станет устраивать такую... вещь без основательной причины. Но мне необходимо знать, за что ты сквиталась с ним, и почему не рассказала мне все тем вечером в Трэнби.
Я поцеловал, обжал ее и улыбнулся самой ободряющей из улыбок Флэши.
— У нас ведь никогда не было секретов друг от друга, правда?
Да уж, корчиться мне в аду, как пить дать.
— Я не могла сказать тебе тогда, — начинает Элспет, кладя голову мне на плечо. — Боялась, что ты рассердишься и можешь... Можешь сообщить все... О, нет-нет, ты не сделал бы такого, но мог предпринять нечто... ну, вмешаться, испортить все и не позволить этой грязной свинье получить по заслугам!
Только Элспет способна произносить подобные монологи, не поведя бровью — результат воспитания в Пэйсли и чтения романов. Губы ее дрожали, а в глазах застыли слезы.
— Я знала, что поступаю ужасно и... бессовестно, а ты ведь воплощение чести! — так она и сказала, ей-богу. — Chevalier sans peur et sans reproche[1039]
— так назвала тебя однажды королева...— Проклятье, неужели?