Записки Флэшмена. Том 2.

Поэтому я и говорю, что стоит крепко подумать, прежде чем выйти на смертельную охоту за подобным человеком, зная, что силы и ловкость твои подорваны годами пьянства и распутства, а седые волосы выпадают пригоршнями. Черт, да я не решился бы связаться с ним даже в лучшие времена, когда обладал массой, силой и изворотливостью, способными компенсировать слабодушие. И все же вот он я, убеленный сединами дед, отягощенный возрастом, достоинством и незаслуженными военными почестями вроде рыцарского титула и креста Виктории, самый респектабельный старый хрыч, который когда-либо топал по Сент-Джеймсу с цветочком в петлице и останавливался только, чтобы отрыгнуть кларетом или обменяться сдержанным приветствием с министром или приятелем по клубу. («Эге, да это же генерал Флэшмен, — слышится вслед. — Старина сэр Гарри, удивительно, как хорошо он сохранился. Говорят, это благодаря бренди. Мировой парень». Только это им и известно.) Но, повторюсь, вот он я — в пору, когда мне по идее нечего уже делать как кропить виски на дорогу к почетной могиле, растрачивать состояние жены, жрать в лучших заведениях, пялиться на молоденьких женщин и вообще наслаждаться беспутной старостью — вот он я, собирающийся убить Тигра Джека. И никуда не денешься.

Главной причиной обильной росы, выступающей на моем челе, стало воспоминание о первой нашей встрече, много-много лет назад. Тогда я сразу убедился, с каким хладнокровным и смертоносным мерзавцем имею дело. Да, произошло это там, где твердая рука и верный прицел очерчивают хрупкую границу между спасением и мучительной смертью. Вам это название знакомо: Исандлвана. Как сейчас вижу мощную зазубренную скалу «Маленький дом», возвышающуюся над выжженной каменистой африканской равниной, жидкие шеренги нашей красномундирной инфантерии — перекидываясь шутками, солдаты ждут патронов, которые так и не прибудут; натальские кафры[1045] в малиновых шапочках спешно отходят на указанные им позиции на склоне; перескакивающий через зарядные ящики черный всадник из Пограничной кавалерии выкрикивает идиотский приказ сформировать из фургонов лагерь — распоряжение, запоздавшее на много часов, и выполненное спустя рукава; Пулейн дергает бинокль из футляра, хрипло ворча: «Это курьер от лорда Челмзфорда?»; сержант-знаменщик барабанит по жестяной крышке патронного ящика; от нашей передовой линии, ведущей огонь по застрельщикам зулусов, поднимаются облачка дыма; далекие фигурки парней Дернфорда на правом фланге пятятся с боем назад. Тут слышится голос: «О, Боже милосердный!» Говорю это я, потому что перевожу взгляд на северо-восток, на ряды Двадцать четвертого, и вижу как горизонт приходит в движение, словно огромное колыхающееся коричневое одеяло. Через минуту гребень холма уже весь заполнен многотысячной массой бликующих копий и линиями белых и цветных щитов с плюмажами поверх них. Шеренга за шеренгой вниз по склону устремляется черный потоп импи[1046] Кечвайо — двадцать тысяч дикарей мчатся на наши жалкие позиции, обороняемые горсткой солдат. Смерть накатывает под жуткий размеренный топот, от которого земля дрожит у нас под ногами. Черные воины стучат древками копий в обтянутые буйволовой кожей щиты, вздымают ступнями клубы пыли и тянут на распев наводящее трепет «узитулеле, кагали, мунту!» Вы будете в восторге, узнав, что в приблизительном переводе это означает: «Он молчит, он не начинает атаку».

Что казалось бессовестной ложью мне, буквально окаменевшему от страха. Главный ужас заключался в том, что я не находился даже на действительной службе, попав туда по чистой случайности (как именно, расскажу в другой раз). Сами понимаете, как слабо утешала эта мысль, когда пугающая черная орда хлынула на равнину, грозя поглотить наш импровизированный лагерь под скалой Исандлвана. Неисчислимая масса в центре двигалась в идеальном порядке, тогда как фланговые полки стали забегать вперед, образуя «рога», предназначенные окружить наши позиции. И вот бедный старина Флэши оказывается между ротами Двадцать четвертого, осыпающими ружейными залпами «туловище» зулусской армии и умоляющими поднести патроны. На солнце сверкает обрамленная холеными баками лысина Дернфорда, который отводит своих людей к донге[1047], пока те поливают огнем левый «рог», загибающийся в их направлении.