Записки Флэшмена. Том 2.

В такие минуты я действую без размышлений — просто не до того. Я бросил назад один только взгляд, навсегда запечатлевшийся в моей памяти: каменистый склон покрыт наступающими зулусами, добивающими последние очаги сопротивления; люди кричат и падают; сержант Двадцать четвертого катается по земле, сцепившись с черным воином, и все вокруг останавливаются посмотреть; ревет вол, из бока у него торчит ассегай; окровавленные тела, красномундирные и темнокожие, рассеяны между пыльными обломками сломанных повозок, продовольственных ящиков и брошенного снаряжения; повсюду искаженные яростью черные лица и блестящие тела. Все это я ухватил за долю секунды, после чего перепрыгнул через борт фургона, стараясь зацепиться за проносящуюся мимо пушку. Я лихорадочно ухватился за нагретый металл, едва не соскользнул под колеса, но кое-как удержался на станке, пока тот, отчаянно раскачиваясь, мчался к небольшой седловине, сбегающей с горы Исандлвана.

Как удалось мне пережить следующую минуту, даже не знаю. Я приник к пушке, не поднимая головы; в отполированном металле отразилось копье, скользнувшее мимо, мое плечо зацепила палица, но я присосался, как пиявка. Пушка, должно быть, набирала ход, ибо вскоре ближайший зулус скрылся вдруг в облаке пыли, и на время мы оторвались от погони. Возница все так же сидел на передовом и подбадривал упряжку криками и хлыстом до тех пор, пока мы не перевалили через гребень и не покатились по пологому склону к тракту на Роркс-Дрифт.

Склон кишел беглецами, белыми и черными, частью конными, но по большей части пешими. Вся эта орава поспешала к далеким оврагам и кустам с одной только мыслью — убраться подальше от черной ярости, бушевавшей позади нас. Толпа, похоже, стремилась к глубокой ложбине примерно в полумиле левее от нас, но мне пришло в голову, что там ее наверняка перехватит левый «рог» зулусской армии, обошедший нас с фланга. Я кое-как приподнялся на пушке и, стараясь перекрыть шум, прокричал вознице, чтобы тот держал правее, к дороге на Роркс-Дрифт. Тот бросил испуганный взгляд через плечо, отчаянно жестикулируя и тряся головой. Я посмотрел, и сердце у меня екнуло. Появившийся с дальней стороны горы Исандлвана авангард правого «рога» зулусов уже летел, словно черный наконечник копья, намереваясь перерезать тракт. Я различил зеленые обезьяньи шапки и перья полка Тулвана. От силы пять минут и стальное кольцо замкнется вокруг Исандлваны, и горе всему белокожему, что останется внутри.

Не оставалось ничего, кроме ложбины, и мы помчались по склону с нарастающей скоростью — возница нахлестывал измотанных коней, а Флэши болтался на треклятой пушке, как горошина в барабане. Я украдкой оглянулся и различил за разрозненными группками беглецов передовые шеренги зулусского «туловища», выступающие из-за горы. «Так не пойдет, приятель, — говорю я себе. — Если хочешь снова увидеть Пикадилли, надо поддать ходу». Пушка подо мной неестественно дернулась, наездник испуганно вскрикнул; черт, правая задняя запряжная оборвала один из постромков и, заржав и запрокинув голову, стала бешено забирать вправо. Когда лопнул второй постромок, лошадь споткнулась и упала, а я слетел с пушки, грохнулся оземь и покатился кубарем, ободрав плечо и колено о твердый, как камень, грунт, пока не оказался в шаге от упавшей скотинки.

Та, суча копытами, стала подниматься, и я вцепился ей в гриву. Сами понимаете, не один я был такой умный: полдюжины отступающих обуревала та же идея, а один артиллерийский сержант уже наполовину вскарабкался на круп.

— Проклятье, моя! — взревел он. — Лошадь двоих не выдержит!

— Это ты верно подметил, сынок, — ответил я, пнув его от души.

И перебросил ногу через хребет кобылы. Седла не было, но оно мне и не требовалось[1052].

Слава богу, мне ни разу не доводилось видеть скакуна, на котором я не мог бы усидеть; ухватившись покрепче за гриву, я дал шенкелей и понесся во весь опор к ложбине. Как раз в этот момент недавно покинутая мною упряжка кувырком отправилась прямо туда: возница, пушка и прочее. Это была глубокая, узкая расселина, но Господи, достаточно ли узкая, чтобы ее перескочить? Я приготовился к прыжку, в последний момент двинул кобылу каблуками, и мы взмыли в воздух. На один жуткий миг мы словно зависли на той стороне, но буквально на бровях выбрались на безопасное место. За спиной послышался вопль; обернувшись, я увидел, как большой серый конь не справился с прыжком — он свалился в ложбину, унося с собой всадника.