Записки ящикового еврея. Книга вторая: Ленинград. Физмех политехнического

Японцев тоже не сразу отпустили – нужно же было руководить производственным процессом. Корейцев на родину отпускать не собирались – тем более в ставшую уже Южной Корею. Ну, а после корейской войны надежды вернуться в родные места стали призрачными. Они продолжали добывать уголек теперь для «освободителей». Условия жизни заметно ухудшились. Пришлось учить русский язык – с нуля. Потом ждали учителей – кто же по доброй воле соглашался ехать в каторжные места. К окончанию десятого класса уже советской школы был поставлен ультиматум – аттестаты зрелости выдают только тем, кто принимает советское гражданство. Так как выезд с Сахалина казался практически невозможным, а Саша учился хорошо, то приняли решение принять гражданство, что давало Саше шанс поступить в институт на Большой Земле. Те, кто не согласился, остались без аттестата зрелости и без гражданства. Через несколько лет – хрущевская оттепель, возвращение депортированных народов. Докатилось это и до Сахалина – некоторые семьи получили разрешение вернуться в родной Пусан.

Саша Юн Санхо в кочегарке ЛПИ

Сашина судьба сложилась нелегко. Не помню, поступил ли он сразу, но на первом курсе вылетел и не в последнюю очередь из-за непонимания преподавателями его русского языка. Возвращаться на Сахалин не хотел и ему предложили выход – год кочегаром в котельной студгородка, с общежитием. Работа тяжелая, получали они мало, но как-то их «отмазывали» от армии. По такому же сценарию, складывалась учеба Володи Саранчука, студента нашей группы, тоже «общежитского».

Вторым жителем нашей комнаты был Валера Косс – ярко выраженный интроверт. В первое время больше слушал и наблюдал, чем говорил. Правда, свое несогласие с чем-то непривычным или не нравящимся выражал порой бурно, но не агрессивно. Когда был чем-то ангажирован, говорил быстро и неразборчиво. Валера приехал из солнечной Молдавии – из Тирасполя, бывшего одно время столицей автономной республики. Она входила в состав Украины вплоть до «доблестного» освобождения Бессарабии Красной Армией в 1940 году.

Валера Косс фотографироваться не любил

Толя в образе мачо

Наиболее укорененным в советскую действительность являлся третий член нашего микро-коллектива – Толик Полянский. Сын подполковника в отставке из Черкасс, Толик знал, куда поступал, так как на радиофизе – факультете, недавно отпочковавшимся от физмеха, уже не первый год учился его старший брат.

Ближе к реальности Толя на этом фото

Толя был наивным вьюношей, воспитанным в советском духе авторитарным папой-отставником.[7]

Автор замыкал квартет. Мой бэкграунд известен из книги первой. Трудно себя оценивать со стороны.

Леня Смотрицкий, еще один студиоз из нашей группы из Черновиц, говорил, что не только он считал меня «столичной штучкой». Ну да, читал и видел я побольше других школяров, но охотно делился всем, что знал.

Постановочное фото. Так не чертили даже в общежитии

Саша Юн Санхо – староста комнаты 422

Жили мы дружно и даже весело. Стабильностью во многом мы обязаны Саше Юн Санхо, которого мы единогласно выбрали старостой комнаты. Без лишних слов и нравоучений он убирал в комнате, если кто-нибудь забывал во время дежурства подмести и вытереть пыль. Злостных нарушителей не было, но тому, кто забывал о порядке, бывало неуютно. Для меня вся его восточная ментальность, привитая к советской действительности, была источником удивления, а иногда и восхищения.

Делились не только впечатлениями, но и различными умениями. От Валеры я перенял элементы «постельной зарядки» заключающиеся в стоянии на борцовском «мосту» – почти сразу после просыпания. Валера в школе занимался борьбой. Не знаю, насколько это полезно для здоровья, но в молодости чего не попробуешь, и я практиковал это много лет. Сейчас больше нравится известная и тогда «зарядка для лентяев»: «Откройте один глаз: проверьте, что уже светло. Закройте глаз и отдохните. Откройте второй глаз; если необходимо, посмотрите на будильник. Закройте второй глаз. Высуньте палец правой ноги из-под одеяла; убедитесь, что наружная температура меньше, чем под одеялом. Спрячьте палец. Проделайте то же с пальцем другой ноги» и так далее…

Толя был экстравертом. Он, с почти детской непосредственностью, делился с нами своими впечатлениями. Один раз он рассказывал о своем новом знакомстве с каким-то юношей: «он еврей, но хороший парень». По воспоминаниям Валеры я отреагировал: «Толя, нужно говорить: он хороший парень, запятая, еврей». Это говорит о дружеской атмосфере в комнате, так как обычно я на такие инвективы реагировал остро, а тут проявил сдержанность.