Записки из бункера

Я долго смотрел рассеянным зрением на пятно человека, который лежал неподвижно, впрочем, повторяя меня. После очередной поездки в белую комнату, мне было плохо и нужно время, чтобы это отпустило. Я отключался и снова приходил в себя, пока, наконец, не ощутил реальность более четче.

Человек в соседней камере продолжал лежать неподвижно, что насторожило: жив ли он вообще. С трудом спустившись, я подполз в решетке и позвал его. В ответ последовала тишина. Пришлось напрягать свое зрение, которое теперь редко выдавало картинку сразу. Всмотревшись, я обомлел. Нет… Не может быть… На койке напротив лежала Лиза.

Стоп. Это глюк. Там лежит человек, а мое воображение издевается. Сколько раз такое было, нет-нет, сейчас пройдет.

Но сколько бы я не всматривался, Лиза не исчезала.

Лиза… Моя мелкая сестренка. Это правда ты?

– Лиза, – осторожно позвал я, боясь подтверждения своего психического глюка. – Лиза, это ты?

Человек не шевелился, и меня это напрягло. Я придвинулся к прутьям как можно ближе и спросил громче:

– Кто там? Кто это? Ответьте, вы живы?

Вдруг сгорбленная фигура медленно перевернулась, и я узнал лицо, которое мечтал увидеть все эти месяцы.

– Митя, – тихо произнесла Лиза.

Я знал, что она улыбнулась, хоть и плохо видел. Я выучил все ее интонации еще в детском возрасте.

Услышав знакомый голос, мое сердце замерло, заколотившись после сумасшедшей тахикардией, отчего бросило в жар.

Боже мой… Это она. Я ведь слышал ее, это не видение.

Схватившись рукой за пижаму на груди, я покачал головой и заплакал.

– Сестренка… Это правда ты?

– Митя… – повторила она, пытаясь подняться. – Митя…

С трудом встав на ноги, Лиза подобралась к решетке и опустилась передо мной на пол. Наши руки потянулись друг к другу, переплетаясь пальцами.

Я смотрел на нее, она очень похудела, изменилась, но это была она. И сейчас рядом.

– Почему ты вся в синяках? Тебя били?

– Нет, – Лиза покачала головой, вытирая капли слез с подбородка. – Это от процедур. Изменение крови.

– А я изменился, да? Знаю.

– Да. Я тебя не узнала. Таких, как ты, много в камерах.

– Я рад тебя видеть. Господи, как я рад…

Мы еще долго сидели, держась за руки через решетки, рассказывая о себе полушепотом, и я был очень благодарен, что никто в этот момент не нарушил кусочек нашего счастья.

А это было счастьем. Посреди грязи камер, посреди боли и потери сил. Потом уже начнутся вопросы и размышления: почему Лизу перевели в мой корпус, зачем определили в соседнюю камеру и означает ли это завершение ее полезности. Что и радостно и страшно одновременно. Потому что мы не знаем, какая участь у выработанных людей.

Когда речь заходила о вытяжке, Лиза вся сжималась и замолкала, словно впадала в ступор. Процедура причиняла ей много боли, это становилось заметно, когда за ней приезжали. После ее привозили в заторможенном состоянии, бросали на кровать, где она лежала в позе эмбриона и не реагировала ни на что.

Однажды я увидел на спине Лизы красные разводы, это был день, когда меня три дня не трогали, а ее только привезли. Мое зрение позволило видеть далеко, наверное, сказалось отсутствие вмешательств в организм.

Я долго разглядывал через решетку пижаму Лизы на спине, ожидая, когда моя бедная сестренка очнется. А когда это случилось, заговорил:

– У тебя красные разводы по спине, что это? Тебя бьют?

Лиза перевернулась ко мне лицом и покачала головой:

– Нет. Наверное, следы от пункций.

– Что? Тебе делают пункции?? – возмутился я.

– Это часть процедуры вытяжки.

Мне стало плохо от такой новости, ведь до сих пор Лиза отказывалась говорить об этом.

– Они что-то берут из твоего спинного мозга? – настороженно спросил я.

– И не только из спины. Раз в неделю прокалывают живот, суют длинные трубки и… как из спины… – Лиза закрыла лицо трясущейся бледной ладошкой, чтобы я не увидел, как она плачет. Стесняется слез до сих пор.

– Это и есть вытяжка? – тяжело сглотнул я, понимая, что такая процедура не даст прожить долго.

Незаметно вытерев слезы, Лиза кивнула:

– Они накачивают меня каким-то препаратом, потом еще что-то колют и ждут "микса", это они так говорят. После этого завозят в круглую трубу, включают ее и оставляют меня в ней. Через время вытягивают из моего организма "суп" и применяют для лечения. "Суп" достают из спинного мозга или из забрюшинного пространства.

– Боже… Это… Это же ужасно… – не выдержал я, хотя готовил себя не произносить ничего подобного, ведь сестренке от таких эмоций легче не станет.

Лиза молчала и смотрела на меня большими светлыми глазами, но такими уставшими и пустыми, что стало не по себе.

Какие муки приходилось испытывать этой худенькой хрупкой девочке. Невыносимые. Несовместимые с психикой нормального человека. Но она до сих пор остается собой и даже иногда улыбается мне.

Лиза почти не ходит, все время лежит и тяжело дышит, ее тело стало прозрачным, а по коже рассыпаны синие пятна. Она очень похудела и даже изменилась внешне, и еще она потеряла половину своих светлых роскошных волос, которые я так любил. Теперь это тонкие редкие прядки, едва достающие до плеч.