Читаем Записки из Японии полностью

Это не просто сентиментальные фразы, переполненные пафоса, это моя жизнь, такая, какая она есть. Жизнь в стране, где от слов благодарности у того, к кому они направлены, поднимается настроение, а лицо расплывается в улыбке. В стране, где удивительным образом сочетаются уголки почти нетронутой дикой природы с невероятными проявлениями последних технологических достижений человечества. В стране, где продавец в магазине у кассы, увидев, что вы выгребаете мелочь из кошелька, не будет сетовать на то, что опять придется пересчитывать «эти копейки», а спокойно пересчитав ее, непременно искренне скажет: «Как хорошо, что все так четко, как раз, сколько нужно!» – улыбнется и вручит вам вашу покупку. В стране, где официант в ресторане будет пытаться догнать вас на улице, чтобы вернуть вам оставленную только что на столе йену, даже если вы хотели вручить ее в качестве чаевых. В стране, в которой много всего удивительного и шокирующего, приводящего в ужас и в восторг одновременно. В стране, которая стала моим домом и о которой я хочу составить мой рассказ…


В предвкушении любования цветением сакуры в традиционных одеяниях


Суси


Любование утками


Так что освободите хотя бы маленький уголок в вашем сердце, чтобы полюбить ее так же, как полюбила ее я. Ибо vivo momento, а что будет дальше: падение или взлет – никто не знает.




Вино и звезды

В мире гармонии подул ветер с гор, и резко похолодало. Зато теперь видны даже самые вершины ангелов-хранителей этих мест: каждое перышко снежного покрова… Холодно, нет отопления, его в принципе нет. Кондиционер… нет, не то, лучше выключить свет и открыть жалюзи. Так и сделаю! Хотела увидеть звезды, но меня постигло фиаско: ни одной звезды, все спрятаны за облаками и недосягаемы. Только домики, маленькие двухэтажные домики, окутанные пеленою ночи, ну и поля, поля, поля… Здесь много полей.


Тоямские рисовые поля


Когда-то меня удивляло, даже немного настораживало, что тема вина у восточных поэтов была неотъемлемой частью: Рудаки, Омар Хайям, Тао Юаньмин, Ли Бо – все они писали о вине. Что это? Метафоричное название для непостоянной музы? Или, может, они, как и я сегодня, застигнутые ночью врасплох, в одиночестве, писали стихи, чувствовали резкий холод в душе, а может, и физический холод, и пили вино?! Только лишь с той разницей, что у них не было жалюзи, которые скрывали вид из окна, и холодильника, из которого можно было достать вино… Но они наверняка думали, тоскуя по родине, по любимым. Теперь мы уже не узнаем истину.


Горы


Горы и поля


Чувствую одиночество, желание сбежать куда-нибудь, спрятаться от боли и холода. Впервые за время пребывания здесь. Больно осознавать, что рая все-таки нет на земле, и холод и неприятные ощущения могут настигнуть нас совершенно неожиданно. Это нам не подвластно. Хотелось бы выйти из состояния обособления себя от мира природы и уединиться в горах, в этих чудесных горах, которые, кстати, снова спрятались. На самом деле они просто дали нам время на самоанализ и на постижение того, чем любезно поделились с нами при дневном свете. Я доверилась им и уже не вижу пути назад. Только спуск или подъем. А кто будет выбирать: я или они – не суть важно!


Вечерние зарисовки из города Тояма


Сирокава-го, жемчужина деревянного зодчества Японии



Японский юмор

2008–12–22

В отношении японского юмора у меня всегда были некоторые сомнения… Не то чтобы не верилось, что он существует, а, пожалуй, как обычно, по причине незнания его и непонимания, я выбрала легкий путь и вообще в душе отрицала его существование, полагая, что японцы не умеют шутить. Как хорошо, что жизнь предоставляет нам так много возможностей узнать что-то и понять суть этого явления.


Осенняя Тояма


В моем случае это произошло благодаря знакомству с рассказчиком ракуго — комических рассказов. Это смешные истории, совмещающие в себе острые шутки и игру слов (каламбур), а также пантомимы с использованием атрибутов, показательных и символизирующих Японию, таких как веер и, например, фуросики (японский традиционный платок небольшого размера). Так вот, чтец ракуго по правилам должен находиться на возвышении перед слушателями, на небольшой, можно даже имитированной сцене. И самое главное, зритель должен быть хорошо подготовлен, а по необходимости – вооружен слуховым аппаратом.


Такаока, Кэнка-яма


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное