Читаем Записки из Японии полностью

По словам невероятно талантливого чтеца ракуго по имени Санъютэй Рёраку, благодаря которому я и полюбила этот жанр, однажды, когда он выступал перед аудиторией, средний возраст которой был от 70 до 80 лет, он столкнулся со следующей трудностью: как он ни старался рассмешить публику, на него смотрели со скучающим и растерянным видом. В конце выступления он набрался смелости и спросил: «Уважаемые, почему вы совсем не смеялись? Неужели вам было настолько неинтересно?!» На что в ответ было сказано следующее: «Эх, если бы нам удалось расслышать хотя бы половину того, что было сказано…» Так что говорить по-японски еще не означает – понимать ракуго. Такого тождества выявить не удастся при всем желании.


Мастер-класс Икэ-бана


Часто господина Санъютэя приглашают в младшие школы повеселить младшеклассников смешными историями, для этого он изменяет некоторые детали известных японских сказок, таких как «Момотаро» или сказка об аисте. Так, в одной школе он переделал рассказ об аисте следующим образом: «Давным-давно жили в одной деревне бабушка и дедушка…Однажды поздно вечером в их дверь постучали. Это оказался тот самый аист, спасенный несколько дней назад бабушкой. Он попросил выделить ему комнату и запереть там, пообещав соткать им в благодарность… Они так и поступили, однако любопытство не позволило им дождаться положенного срока, и они заглянули в заветную комнату. Но, к удивлению, там не оказалось ни аиста… ни мебели… ничего, что находилось там раньше… „Яппари цуру дэ ва накатта. Саги датта“, – с сожалением сказала бабушка…»


Просто Тояма


В последней фразе, которую я намеренно не стала переводить, как раз заключается вся изюминка этого ракуго. Слово саги, в зависимости от того, какими иероглифами будет записано, имеет два значения: одно из них – цапля, а другое – мошенничество. Так вот, последняя фраза может переводиться как: «Какой же это был аист?! Это была цапля!», а также: «Нет – это был не аист! Это был мошенник». К несчастью господина Санъютэя, его шуток младшеклассники, те, для кого они были придуманы, не поняли. А вот учителя, следящие за порядком, посмеялись от души.


Сирокава-го


Признаться честно, я тоже не смогла понять все шутки господина Санъютэя, как ни силилась это сделать, наверное, не хватало лексики… Так вот, он, как человек, чувствующий настроение публики и замечающий все ее колебания, уловил мой отсутствующий взгляд и отпустил острую шуточку в мой адрес: «Странное какое-то выражение лица у тебя… Что-то не то говорю, что ли?!» Это снова рассмешило меня, и волна всеобщего приободренного и праздно-ликующего настроения подхватила меня и понесла дальше по бескрайним просторам японского юмора.



Так что не торопитесь делать поспешные выводы в отношении какого-либо аспекта чужой культуры. Вдумайтесь – ведь в слове «чужой» уже есть ключ к пониманию этого «недопонимания». Это действительно «не ваша» культура, другая, но это не значит, что она хуже. Сначала попытайтесь узнать ее поближе и не в качестве стороннего наблюдателя, а непосредственного участника, и она захватит вас, оставив непременно только хорошее впечатление.


Tayoru ikimono ga iru kasira (с япон. «Есть ли существо, на которое можно бы было положиться») (Путь принятия и отрицания)

2009–02–17

Человек, оказавшись заброшенным в отличный от его мир, начинает понимать такие простые вещи, которые по какой-то причине оставались для него непонятными и совершенно закрытыми ранее.

Все последние дни только и слышала от всех знакомых, что в понедельник выпадет снег, похолодает, и такая погода продержится дня три… Хотя теперь говорят, что целую неделю. Но суть не в этом. Сообщения также содержали в себе и хорошую новость – что это будет последний снег и, естественно, последний промозглый холод в году! Конечно, я порадовалась и абсолютно потеряла бдительность.


Традиционное украшение в праздник девочек


Утром вышла специально пораньше, намереваясь идти до остановки пешком (30 минут, но все же безопаснее, чем на велосипеде, подумала я). Но встретила бабульку, которая работала у нас кем-то вроде администратора в месте обитания иностранных студентов, она осведомилась, не собираюсь ли я ехать на велосипеде.

«Будешь скользить, как на коньках, – предупредила она, – с утра на дороге корка льда, так что – не советую рисковать на велосипеде».

«Да-да, – ответила я, – пойду пешком».

А сама зачем-то смахнула с седла велосипеда образовавшуюся за ночь корку снега салфеткой, тщательно протерла, сделала то же самое с рулем, села, подумав «была не была», и поехала.


Аня и велосипед


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное