Записки хирурга военного госпиталя

– Вася, отдай ножик мне! – тихо и ласково предлагаю бывшему санитару, исступленно снимающему кожуру с картофеля острым лезвием и методично мечущего готовый продукт в серую замызганную ванну, стоящую здесь же, в овощном цехе, подле покрытой белым кафелем стены. Сам он, сильно сутулясь, сидит на невысокой табуретке, а вокруг него на полу возвышается гора свежих очисток.

– А-а, это вы, – как-то уж совсем индифферентно откликается Теркин. – Какой ножик?

– Тот, что у тебя в руках.

– А он мне самому нужен, я еще не закончил. Глядите, сколько еще чистить.

– А больше и не нужно. В меню нет пюре. Только суп. А на суп уже достаточно настрогал. Молодец.

– Разве больше не нужно? – он растеряно смотрит на меня и сжимает рукоять короткого, но прекрасно заточенного ножа с узким лезвием. Такой с легкостью нырнет между ребрами, ты и глазом моргнуть не успеешь.

– Давай, ну же, – я боковым зрением замечаю, как побелели фаланги его пальцев, еще сильнее стиснувших грязное дерево, венчающее играющее в лучах заходящего солнца яркими бликами сероватую сталь.

– Точно не нужно? – с сомнением в голосе смотрит на меня Теркин, словно раздумывая, продолжить чистить картофель или уже всадить мне в грудь свой короткий клинок.

– Спасибо, ты уже начистил.

Он нехотя протягивает мне нож острием ко мне. Я прошу подать ручкой. И когда он исполнил мою просьбу, медленно протягиваю свою кисть и берусь за теплую, нагретую его рукой рукоять. Только тут я осознаю, как вспотела моя ладонь. Нож чуть не выскользнул из нее на пол.

– Дмитрий Андреевич, разрешите остаться работать в столовой.

– Василий, не столовая, а камбуз. И ты здесь не останешься.

– Но я же хорошо работаю. Гляньте, сколько я картофеля начистил.

– А тебя, дурака, никто не просил, – в овощной цех решительным шагом входит Хвощ, в отдалении наблюдавшая сцену разоружения. – Иди к себе на хирургию, и чтоб я тебя здесь больше не видела. А вам, дорогой доктор, огромное спасибо, что избавили нас от этого… – она начала подбирать слова, но не нашла нужное и просто широко улыбнулась, – ну, вы меня поняли?

– Я не этот, – загундосил Теркин, – я помочь хотел.

– Ага, помог! Вот зачем ты столько картошки напластал? Что теперь с ней делать буду?

– Давайте, я ее сварю! – оживился сачок. – Я пюре умею делать!

– Так, все! Он мне надоел! Дмитрий Андреевич, я вас прошу: увидите его уже поскорее.

Я взял Теркина за локоть и, молча, вытолкал из овощного цеха и камбуза. Доставив его в целости и сохранности в хирургию, отвел в палату и строго-настрого наказал, чтоб он не смел больше шляться по госпиталю. Иначе прямо сегодня же отправлю в часть. При слове «часть» Теркин побледнел и пообещал сидеть тихо и смирно. О том, что я уже договорился с его командованием, и они обещали завтра прислать за ним автомобиль, скромно промолчал.

Утром на ушах стоял весь госпиталь. Каким-то образом Теркин прознал о своей выписке. Это не на шутку встревожило и напугало его. То ли по наитию, то ли по чьей-то подсказке, я так до конца и не выяснил, но он вышел на еще четверых таких же сачков, не желающих ехать в войска: двоих с терапии и двоих с кожного отделения. Объединившись, они под утро забрались в физиопроцедурный кабинет, расположенный в отдельно стоящем здании, и забаррикадировались изнутри. Те, что с терапии, работали в нем подсобными рабочими: следили за порядком, убирали, мыли.

Дежурный врач, терапевт Семенова, пожилая и малорасторопная тетенька, первой забила тревогу, когда ей доложили, что пятерых бойцов нет на своих местах в отделениях. К началу рабочего дня, к 9:00 выяснили, где они конкретно спрятались. Сотрудники физиокабинета не смогли вовремя попасть на свое рабочее место, отсюда стало очевидным лежбище неудачных дезертиров. Мало того, они еще и выдвинули требование: оставить их всех пятерых работать при госпитале.

Первый штурм укрепрайона сачков в лице начмеда Горошины, подполковника Волобуева, зама по АХЧ Твердолобова и троих наиболее трезвых сантехников потерпел фиаско. Старая входная дверь, сработанная еще во времена царя Гороха, выдержала мощный натиск. Штурмующие только вырвали с мясом ручку у входной двери. Но саму дверь не открыли. А бить стекла в здании пожалели. Тем более что на всех окнах одноэтажного здания физиокабинета стояли железные кованые решетки.

– Ничего, жрать захотят, сами откроют, – скрипнул зубами Волобуев и утер носовым платком со лба выступивший пот.

– А мы им сейчас воду перекроем, – ухмыльнулся Твердолобов, – без воды долго не протянут. Васек, – он кивнул переминающемуся с ноги на ногу небритому мужику с опухшим от недельной пьянки лицом, – а ну пулей лети в подвал и перекрой воду в физиокабинете.

Васек молча поплелся исполнять приказание. И… перекрыл воду в терапии, лишив их возможности закончить генеральную уборку, и канул в бездну. Был он найден только к вечеру, мертвецки пьяным на замызганном топчане в слесарной мастерской.

Волобуев приказал явиться к осажденной крепости всем заведующим, чьи подопечные держали оборону. Мы без видимого удовольствия явились на зов предводителя.