Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1

«Опера производит художественное впечатление, понять массе, конечно, не дано, но для меня несомненно, что будет время, когда все эти перлы будут взвешены. Вам, конечно, интересно знать, как публика отнеслась к этой новинке. Да, просто никак — и полтеатра не наполнено, публика и внимания не обращала. Есть люди, которые ценили и захлебывались от удовольствия, но это малый процент».

Н. А. Римский-Корсаков написал оперу «Снегурочка». Вот эту-то новую оперу Мамонтов впервые поставил также на сцене своего театра. <Здесь уместно упомянуть, как Островский, творец Снегурочки, недооценивал высокого значения ее музыки. Мамонтов пригласил Островского прослушать оперу, на что Островский ему сказал: «И охота Вам, С. И., заниматься такой билибердой — один дурак написал к ней текст, а другой дурья — музыку. Давайте лучше „Травиату“».

О первой постановке «Русалки» рассказывала первая исполнительница роли Снегурочки — Салина: «Я была 19-летней девчонкой, училась у Эверарди. У нас бывал Ершов, Монахов и др., мы часто виделись с ними, и вот однажды Монахов приходит к нам возбужденный и сообщает, что приехал в Петербург человек, который, очевидно, перевернет весь строй оперного дела. Затем он пригласил к нам этого человека — этот человек был Мамонтов. Обмерив меня с ног до головы тем особым взором, которым только и мог обмеривать С. И., он попросил меня что-нибудь спеть и, когда я ему стала петь из „Русалки“, то он отошел от меня, снова как-то особенно взглянул на меня и говорит: „Хотите петь в хорошем театре?“ Я, конечно, обомлела.

„А вот такой хороший театр у меня будет в Москве — приезжайте, будете петь“. Я приехала в Москву»>[899].

Театр переходил от Корша Мамонтову. В то время великим постом не разрешались спектакли русских опер, но спектакли на итальянском языке и только иностранных опер «дозволялись начальством» (так и печаталось на афишах: «С дозволения начальства»). Мамонтов приглашает итальянцев. Преследовались две цели: пробить брешь в публике, дать движение предприятию, а молодым силам дать возможность совершенствоваться. У кого же и учиться мастерству, как не у итальянцев! Это имело успех. В «Частной русской опере Кроткова», как сначала называлась опера Мамонтова, не любившего никогда выставлять своего имени во всех художественных предприятиях, появляются такие певцы, как Мазини, Таманьо, Борго, Баттистини, затем Фигнер и Медея Мей. Были поставлены «Трубадур», «Риголетто», «Бал-маскарад», «Гугеноты», «Фауст» и «Аида»[900]. Для последней декорации написал К. Коровин. Декорации вызвали восторг публики и прессы. Это было началом блестящей карьеры Коровина-декоратора.

Итальянская опера сделала громадное дело, внеся в культуру русского вокализма свежесть, новость и несравненное глубокое мастерство. Публика ценила, ценил и Мамонтов, но он более всего ценил русскую оперу и напролом продолжал ставить русские оперы. <За лето переделали в театре сцену и отделали зал. Второй сезон открыли «Жизнью за царя», пресса отнеслась уже по-иному, оценив художественно поставленную оперу. Так шли спектакли в 1886 и 1887 гг., а затем опера переселилась в только что отстроенный театр Корша, затем перешла в театр в доме Бронникова, позже Шелапутина (где был 2-й МХАТ, и теперь временно играет Малый театр). Потом опера переходит в Интернациональный театр (теперь Театр Революции)>[901].

С. И. Мамонтов в столовой абрамцевского дома. Фото начала XX в.

Наступает 1896 год. На всероссийском торжестве на выставке в Нижнем Новгороде, Мамонтов показывает русское оперное искусство в только что отстроенном городском театре. В труппу входит Шаляпин, и он осенью в Москве впервые выступает перед московской публикой (в «Жизни за царя»). В Москве уже впервые ставится «Псковитянка» с Шаляпиным, а такие спектакли, как «Лакме»[902] с Шаляпиным и Марией Ван-Зандт — события в театральном мире.

Первое представление «Орфея» Глюка[903] (в переводе С. И. Мамонтова) было поставлено в пользу вдов и сирот художников, и Врубель сделал для этого спектакля интересную афишу.