Марсово поле не могло включить всех павильонов, поэтому они раскинулись и на ближайшем плацу Инвалидов, и дальше тянулись к Сене, где на берегу был небольшой павильон мореплавания, и начиналась вышеупомянутая улица наций.
По другую сторону Сены расположился своеобразный уголок старого Парижа. Этот уголок воссоздал Париж в эпоху XIVXV вв., с его башнями, небольшими высокими домиками, подъемными мостами, с его базарной площадью. Цветистый такой архаический фон замыкался натуральным памятником средневековья — собором Парижской Богоматери.
Автором этой затеи был офортист, большой художник А. Робида. Энтузиаст старого Парижа, влюбленный в его старину, умевший очень верно передать ее в ряде эфемерных, недолговечных выставочных строений, [он] оставил на память только несколько гравированных листов старого Парижа. Там даже издавалась шуточная газета, называемая «Старый Париж в новом Париже».
Нужно добавить, что главный вход на выставку был со стороны нового моста Александра III и вел непосредственно от площади Согласия к авеню Антэн. Этот главный вход, [по]строенный архитектором Бине, представлял собой арку в виде треугольника, состоящую из 3 больших вспарушенных дуг[1075], и был увенчан гигантской женской фигурой, символизирующей Париж.
Главный вход вел на площадь, где красовались выстроенные уже не выставочные, а постоянные здания Большого и Малого дворцов искусств[1076]. Эти здания монументальной архитектуры, отражающей стиль Людовика XVI, были выстроены из желтоватого песчаника с гранитным цоколем; из такого песчаника построено большинство парижских монументальных зданий.
Как и всякая выставка, в том числе и парижская, конечно, изобиловала всякого рода отдельными павильонами для ресторанов, театров, концертов, отдельными павильонами мод, имитацией швейцарской деревни и т. п. мишурными курьезами, без которых не обходится ни одна выставка. <Следует еще добавить, что в удаленном Венсенском парке были построены чрезвычайно простые, но монументальные здания для машиностроения.
Опоясывая всю территорию выставки, т. е. Марсово поле, и захватывая набережные, были устроены движущиеся тротуары, состоявшие из трех рядов двигающихся платформ, горизонтальных эскалаторов различной скорости. Масса специальных трамваев, линии метро, многочисленные омнибусы и целые группы пароходиков — все это было предусмотрено для удобного транспорта пассажиров.
Мы приехали в Париж в конце сентября. Я мог наблюдать, как в течение всей зимы и весны, чем ближе к открытию выставки, тем все более и более поднимались цены на продукты и квартиры. Париж был цельным городом осенью, зимой и весной, а чем ближе к открытию выставки, тем более и более затиралось содержание города и вся глубоко насыщенная его жизнь. И вся эта типичная парижская жизнь замолкла, оглушенная всемирной выставкой.
Если иностранный элемент раньше был вкраплен в общий фон парижской толпы, то теперь получалось обратное. Лавина иностранных гостей вызвала шум и суету>[1077].
Вот, наконец, торжественный день открытия выставки — 15 апреля. Президент Лубе вместе с генеральным архитектором выставки — Пикаром и группой ближайших административных лиц прошел пешком по Марсову полю и разрезал ленту, тянущуюся от Эйфелевой башни к Сене. У нас в отделе — русский поп, певчие, ордена, фраки, блестящий парад.
После полудня Лубе посетил русский отдел и был приглашен осмотреть нашу деревню. Я наблюдал за неподдельным выражением изумления, граничащего с каким-то детским любопытством представителей правительства и выставочной администрации, когда они осматривали эту улицу, где вдобавок находились наши русские мастера-плотники, которые надели новые кумачовые рубашки, смазные сапоги, некоторые и новые лапотки, а на завалинке наш плотник Терентий, отличавшийся игрой на гармонике, не обращая ни на кого внимания, вытягивал мотив «Во лузях, во зеленых во лузях»[1078]. А день был солнечный, теплый, ликующий.