Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 2

Собрание русской гравюры, особенно русского офорта, было исключительным, и большая часть этого собрания состояла из офортов знаменитого Мосолова. Но особенно ценно было у него собрание бронзы, главным образом той бронзы, что украшала мебель, конечно, первосортной французской бронзы, а не варшавской и рижской грубой подделки. Это род бронзы, к сожалению, редко останавливал внимание наших собирателей, относивших такие украшения к мелочам, между тем среди таких плакеток бывали работы тончайшей лепки и утонченного чекана. Не коснулся их даже такой знаток бронзы, как П. П. Вейнер в своей известной книжке «О бронзе» (изд[ательства] «Аквилон», 1923 г.)[1007]

С В. Г. Ульянинским я познакомился в 1909 г., когда я устраивал у себя воскресные беседы об эпохе ампир. Он был директором железнодорожного техникума Министерства путей сообщения и жил около б[ывшего] Александровского вокзала[1008], где я и бывал у него. <Собрание русской гравюры, особенно русского офорта, было исключительным, и большая часть этого собрания состояла из офортов знаменитого Мосолова>[1009]. Позднее, в 1911 г. я строил ему дом для специальных электротехнических курсов[1010].

В. Г. Ульянинский умер в 1922 году.

Любопытное собрание обнаружилось у П. Е. Старицкого.

Инженер-механик, человек старшего поколения (75 лет), специалист по железным конструкциям, он бывал многократно в Америке еще и до империалистической войны, часто после революции командировался Наркомтяжпромом, недавно еще он прожил в Чикаго 3 года, разъезжая по всяким заводам с различными комиссиями, знал лично выдающихся американских инженеров и заводчиков. Казалось, далек он был от вопросов искусства, а между тем в его квартире на Зубовском бульваре в прекрасном домике во дворе была собрана выдающаяся коллекция тонких художественных изданий, [таких] как Пиранези, Мессонье, Вольпато, масса гравюр, огромное издание [по] архитектуре Испании (государственное издание в 6 томах), первоклассный фарфор и пр[очее]. <Подлинники русских акварелистов, Ал. Бенуа и сюита работ Премацци. Оба были его личные знакомые. Мебель павловского времени, люстры ампирной бронзы и т. п. Все это свидетельствовало о вкусах Старицкого, и, действительно, он оказался тонким знатоком живописи, архитектуры и декоративного искусства>[1011].

Познакомил меня с ним Ф. Г. Бернштам — его однокашник по тифлисской гимназии.

Бернштам — цветистый представитель художественного мира старого Петербурга. Невысокого разбора с точки зрения «Мира искусства» он был все же искренний друг и соратник этой лучшей художественной организации, и во всей художественной жизни Петербурга он играл видную роль. По его инициативе «Община Св[ятой] Евгении» — учреждение благотворительное аристократического состава стало издавать художественные открытые письма. Был конкурс от издательства на открытки «Юбилей 200-летия основания С[анкт]-Петербурга» (1903 г[од])[1012]. Я получил премию за свою открытку, это пустяковое дело нас сблизило, и с тех пор мы стали друзьями. Бернштам, по образованию архитектор, променял строительство (его товарищи Л. Бенуа, Сюзор, Померанцев, Котов и др[угие] архитекторы) на скромную деятельность библиотекаря Академии художеств, где он и состоял до того времени, когда сумасшедший «реформатор» Мальцев разломал Академию, уничтожил в буквальном смысле прекрасный архитектурный музей, закрыл библиотеку[1013] (зачем она таким людям, как этот хулиган Мальцев — погромщик, к счастью, прогнанный и судимый за свои «художества»). Бернштам отошел от любимого дела поневоле. <Друг изумительного карикатуриста П. Щербова, Бернштам не раз изображался на [1 слово нрзб. — Примеч. ред.] акварелях Old Judge'а. Его мания собирательства открытых художественных писем поразительна. Даже специальный журнальчик издавался по его почину «Открытое письмо», а изданием открыток Община Св. Евгении сделала огромное культурное дело в популяризации русских художников, особенно круга «Мира искусства». Душа всяких выставок, благотворительных художественных базаров, Бернштам был незаменим. Недавно еще он ездил в Италию, все по делам выставок. В Обществе изучения старого Петербурга Бернштам являлся также преданным и вечно деятельным его сотрудником>[1014].

Сколько раз он оказывал мне огромную услугу в моих работах, давая материалы из библиотеки Академии или делая ценные указания. И, глядя на его 72–73 года, на его болезни, можно было только изумляться его выдержке и всегда веселой энергии, <чем отличается подлинно культурный, воспитанный, умный человек, не знающий старости расслабленных интеллигентных нытиков>[1015].

Совсем недавно Бернштам погиб, попав на улице под колеса мотоцикла.

Из провинциальных коллекционеров я близко знавал Д. Г. Бурылина в Иваново-Вознесенске и А. А. Титова в Ростове-Ярославском[1016].

Д. Г. Бурылин был иваново-вознесенским купцом, владевшим с братом своим Николаем так называемой Куваевской мануфактурой (Н. Г. Бурылин был женат на Куваевой)[1017].