Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 2

Архитектурный и строительно-технический съезд, намеченный еще 30/III 1919 г., сигнализировал о неотложной потребности смотра и намечаемых путей новых исканий[1149]. Сформировались группировки наиболее чутких способных художников-архитекторов.

В 1923 г. образовалась группа АСНОВА (Ассоциация новых архитекторов)[1150] из ячейки нашего училища, преобразованного теперь во ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские); Общество советских архитекторов (ОСА) со своим журналом[1151], где протестовало против эклектизма в архитектуре и горячо декларировало обращение к конструктивным объемам, упрощению масс, оголенному выражению пространства и другим принципам упрощенчества и отвержения всякой декоративности в оформлении фасада и интерьера.

Позднее эти группировки с объединением «урбанистов», преклонявшихся перед модным тогда на Западе Корбюзье, слились в МОВАНО[1152], куда вошло и Архитектурное московское общество, и образовали научно-техническую секцию при профсоюзе строителей.

Вернувшись в Москву в 1922 г., я начал работать в МКХ, где начальник отдела И. К. Запорожец был одно время моим помощником.

Незаурядная внешность Москвы, полнейшая бесплановая застройка, масса разрушенных и полуразрушенных зданий — все такие моменты не могли быть терпимы в эпоху строительства новой жизни. Новая столица нового социалистического государства должна иметь и план застройки города. Началась работа над планом новой Москвы. Но нужно было выяснить и наличное состояние городской застройки. Образовался отдел при МУНИ (Моск[овском] упр[авлении] недвижимым имуществом), отдел сломки и планировки. Я организовал группу архитекторов, план города разбил на отдельные участки, и каждый архитектор брал участок, обследовал его, нанося на план все здания, разрушенные, полуразрушенные и нуждающиеся только в ремонте, а также возможное расширение улиц и образование новых площадей. Это был эмбрион отдела планировки.

Архитекторам было мало работ по строительству. В 1919–1920–1921 гг. ничего не строилось, занимались люди лишь мелким ремонтом, а более — проектированием воображаемого… Набивали руку для будущего строительства. Между прочим, в одной из таких групп по обследованию был и старый наш преподаватель из Училища живописи, ваяния и зодчества архитектор Л. О. Васильев, у которого и я когда-то учился. Большинство же была молодежь, и среди них работал и молодой талантливый К. С. Мельников. Своего постоянного десятника, сметливого, смелого и деятельного Е. Ф. Голова я приспособил к разборке памятника Александру II в Кремле[1153] и других памятников и сооружений, которым не могло быть места в новой Красной[1154] Москве.

Первым же делом по сломке я убрал закрывавший здание б[ывшего] Английского клуба на Тверской (теперь Музей Революции) одноэтажный торговый корпус, недавно выстроенный старшинами клуба для дохода. Также были убраны корпуса каменных лавок, закрывавшие прекрасное здание б[ывшей] Шереметьевской больницы на Сухаревской площади (теперь больница им[ени] Склифосовского на Комсомольской площади)[1155].

Наступил 1923 год. Нужно было показать достижения социалистической Москвы за первое пятилетие. Моссовет принял мое предложение устроить к пятилетию Революции[1156] выставку «Красная Москва»[1157].

Получив мандат от ЦК РКП (б), я энергично принялся за устройство выставки; наиболее подходящим местом найдя здание б[ывшего] Английского клуба, тогда занятого складом Музейного фонда. Со стороны заведующего фондом тов[арища] N я встретил отчаянный саботаж (насиженное местечко!). Для склада было найдено другое более подходящее место (дом б[ывший] Дервиза у Красных Ворот[1158]), а здание б[ывшего] Английского клуба быстро было отремонтировано, и была кстати восстановлена отлично сохранившаяся роспись в б[ывшей] столовой.

28 ноября 1923 г.[1159] была открыта выставка «Красная Москва». Были показаны достижения во всех областях нашего строительства новой социалистической Москвы, показаны в снимках, диаграммах, портретах, изданиях и даже [представлены] материальными документами сельскохозяйственной и фабричной жизни. А при входе на выставку красовалась деревянная скульптура Коненкова.

Выставка имела огромный успех. И Наркоминдел т[оварищ] Чичерин представил мне корреспондента из английской газеты «Observer»[1160], который и описал выставку с моих слов. Выставка естественно развернулась, и образовался Музей Революции[1161]. Деятельным директором музея явился С. И. Мицкевич, а я положил первый камень [в основание] музея.