Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 2

В первом зале красовалось собрание Нестерова, во втором — картины и скульптуры, полученные из Музейного фонда, а также зал, пополненный некоторыми местными предметами. Один зал был отведен отделу рисунка, и небольшая комната была наполнена предметами древнерусского искусства. В большой б[ывшей] столовой этого особняка я устроил библиотеку по искусству, для чего пришлось обратиться в местную городскую библиотеку, чтобы она передала все книги по искусству, имевшиеся там; затем приобретена была часть литературы у частных лиц, и из своей библиотеки я привез подбор иностранной литературы также по искусству. По библиотеке работал высланный в Уфу польский немец Цифер, библиоман, почтенный старик, знающий хорошо книгу. Я считал, что устройство библиотеки и лекций по искусству должно оживить музей и поднять интерес к художественной культуре среди местных художников и населения.

Я не ошибся. Художники горячо отозвались, с увлечением работали в библиотеке, и вскоре этот художественный круг стал устраивать периодические вечера в музее, где были сообщения по вопросам искусства и концерты, для чего я привлек музыкальные силы, среди которых оказалось много приехавших из Петрограда и Москвы голодавших артистов, так как Уфа в это время имела свободную торговлю, и на ее базарах продавали баранину, свинину и мясо. Голода Уфа не знала.

Но ее постигло другое несчастие: в Уфе свирепствовал сыпной тиф. Больницы были переполнены. На кладбище я видел поражающие картины: груды сваленных замерзших тел, которых не успели похоронить. А морозы стояли трескучие. Тифа я не боялся, так как когда-то раньше перенес его, да и вообще я ни о чем не думал, кроме как о музее и еще о той культурной работе, которую мне вскоре пришлось провести.

В Уфе отсутствовало какое-нибудь даже подобие техникума. Явилась идея устроить народный техникум, и эту идею поддержал круг моих знакомых инженеров, также оказавшихся в Уфе. После ряда организационных заседаний в здании быв[шего] духовного училища был открыт Народный политехникум. Программа политехникума была утверждена Наркомпросом, куда я командировал ближайшего своего помощника по политехникуму московского инженера С. И. Тимофеева.

Эта дружная группа инженеров и техников выбрала меня председателем Народного политехникума. Моим замом был солидный инженер Кротовский, а в президиуме большую работу нес архитектор М. С. Рейзман, также приехавший из Петрограда подкормиться на уфимских хлебах, как и другие принужденные к тому неизбежными силами обстоятельств. Пришлось работать на два фронта, но сил хватало. Сознание того, что я отдаю свой долг родине, воодушевляло меня, вселяло веру, и я делал все, что было в моих силах.

Для пополнения музея и политехникума соответственным оборудованием и пособиями я отправлял сотрудников в Петроград и Москву. Пришлось и мне поехать в Москву и Петроград по делам музея и политехникума. С художником Протопоповым до Нижнего Новгорода ехали пароходом. Это было летом 1920 г., а дальше с трудом удалось доехать в товарном вагоне до Москвы.

Москва переживала тяжелые времена. Трамвай не работал, все ходили пешком, делая в день верст по 15. За три недели, проведенные в Москве, я отмерил 210 верст (ежедневно отсчитывая по плану). Продовольственная нужда росла: хлеб из жмыхов, не было соли, вместо чая сушеная морковь, сахарин, очистки картофеля шли в пищу, и цены росли с каждым днем, особенно в Петрограде (из расходной книжки: счет велся на тысячи — носильщику на вокзале 1000 руб[лей], хлеб 900 р[ублей], кепи 3500 руб[лей], зубной порошок 150 руб[лей], огурец 50 руб[лей] и т. п.).

Беднеющая интеллигенция Москвы продавала последние крохи домашнего обихода, на Сухаревке была постоянная толчея;

выстроившиеся в ряд продавцы «домашнего хозяйства», а сзади их жуликоватые скупщики и просто воры; крики и слезы — явление постоянное…

Тут же из-под полы покупался хлеб с мякиной, загрязненный кусок «чьего-то» мяса или (очень редко) порошок сахарина.

Петроград питался также плохо и очень редко мясом, большей частью лошадиным. Привыкли. Как-то у моего приятеля В. Рышкова был пирог. Пришел артист Ю. М. Юрьев.

— А у меня пирог с мясом, — говорит Рышков, подмигивая Юрьеву.

— Быть не может!

— Сейчас вкусишь!

Съели весь пирог, Юрьев не нахвалится.

— Вот сразу видно не лошадиное мясо, сейчас же бы узнал, и ни за что не стану есть пегашку. Не могу, лучше один хлеб есть буду…

(Пирог был с лошадиным мясом.)

Был я и зимой в Москве в тот же 1920 г., еще тяжелее было.