Монахи Троицко-Сергиевой лавры встретили нас «в штыки», наотрез отказались предоставить нам какое-нибудь помещение. «Где уж, ничего у нас нет, никаких помещений и везде холодно и голодно!» Пришлось ночевать в грязных нетопленных номерах, где-то под горой, в захудалой гостинице. Монахи отказали нам даже в стакане чая, говоря при этом, что давно чай не пьют и о сахаре забыли. Понадобилась защита местного ревкома, и через 2 дня я имел апартаменты из четырех комнат, бывшие так называемые митрополичьи покои, а казначей, отказавший нам в чае, должен был открыть свою кладовую, где всего-навсего оказалось только 8 огромных мешков сахара, чай и всякие запасы. Недаром Петр I называл монахов «сии скорпионы».
С недоверием монахи допустили нас к иконе Троицы и только после красноречивых и убедительных объяснений Грабаря, и особенно Чирикова, всегда умевшего находить надлежащий тон в разговоре с монахами и попами, удалось, наконец, снять безобразную серебряную ризу, заслонявшую и портившую этот замечательный памятник древнерусского искусства. Отведено было удобное помещение для работ. Приехали мастера, реставраторы и работа закипела.
Моя группа архитекторов, состоявшая из молодого талантливого архитектора Г. П. Гольца, В. П. Третьякова, А. А. Кеслера, Н. А. Андреева и И. И. Дюмулена, занималась обмерами намеченных к реставрации зданий. Проводя эту работу еще в Москве в моей чертежной, куда сообщение было одно — пешком. Ежедневно бодро вышагивали с другого конца города по опустелым улицам эти юные головы. Это было в 1918 году.
Голодное было время. Хлеб Москва получала по пайкам, мяса почти в Москве не видели. Приехавши в Сергиев Посад (теперь г[ород] Загорск), мы уже могли на еженедельном базаре изредка купить мясо (лошадиное), а внизу под горкой, в старых блинных[1113]
нас постоянно угощала тетушка Агния отличными блинами из пшенной крупы.Сохранить такой редчайший архитектурный ансамбль, каким была Троицкая лавра, где памятники русского зодчества были, начиная с XVI в., завершаясь ажурным взлетающим творением Растрелли и Ухтомского — колокольней с ее мелодическим перезвоном колоколов-курантов[1114]
, — сохранить это русское искусство с богатым содержанием внутри стало нашей целью. Тотчас же была образована специальная комиссия, куда вошли и местные культурные работники, и мне, как председателю комиссии, постоянно приходилось бывать в Сергиеве.Художники [нас] посещали, наши работы их интересовали.
На паперти (террасе) пристроился К. Ф. Юон и любовно пишет живописную группу лаврских зданий, А. Е. Архипов приезжал ко мне побеседовать о делах, порадоваться своими добрыми светлыми глазами, но писать ему не хватало толпы. Мечтательный Средин подолгу засиживался в «покоях», где я жил, слушал, как четверть часа отбивали куранты, и все начинал писать интерьеры комнат Платона в Вифании[1115]
(делал отличные эскизы гуашью). Местный художник В. И. Соколов делал зарисовки зданий и писал всю группу ансамбля. Тот, кто наделен чувством красоты, не мог не восторгаться всем художественным обликом лавры.Весной 1919 г. я организовал экспедицию для осмотра памятников русского зодчества верхней Волги: от Твери до Нижнего, как района малообследованного, но богатого исключительными монументальными сокровищами русского искусства. Грабарь составил свою группу для обследования в этом районе памятников древнерусской живописи и прикладного искусства.
Мы поехали в Тверь, где нас ожидал пароход, предоставленный Главводом в наше распоряжение. (Благодаря настойчивым и убедительным доводам мне удалось в правлении Главвода получить в распоряжение комиссии отдельный пароход сроком на 3 недели с правом останавливаться, где нам понадобится, и с условием — не сажать к себе никаких пассажиров.)
Это была плавучая комиссия, даже с канцелярией, так как наш секретарь Детинов захватил с собой и пишущую машинку. Для прокормления нас мы были снабжены соответствующими документами Главвода, дающими право на питание наравне со служащими пароходств. Взяли мы с собой и стряпуху.
Поездка была удачной, и работали мы на совесть. Дни были теплые, ясные. Вставали чуть свет и при первой же намеченной остановке направлялись на обследование архитектурных памятников, где производились обмеры и зарисовки; работали целый день и только к вечеру сходились на пароход, где приводились в порядок наши летучие заметки, намечались необходимые работы и делились впечатлениями.
В Твери мы не могли пройти мимо такого примитива русской архитектуры, как ц[ерковь] «Белой Троицы» за рекой Тьмакой[1116]
, и осмотрели (с зарисовками, конечно) отлично сохранившиеся здания русского классицизма[1117], и также ряд жилых старинных домов.