Записки куклы. Модное воспитание в литературе для девиц конца XVIII – начала XX века

Внимание к моде в изданиях для девиц соседствовало с осуждением интереса к ней, тогда как интерес к рукоделию и швейным занятиям поощрялся. То, что в жизни было взаимосвязано – шили и вязали по модным образцам, – в литературе было разведено по разным ценностным полюсам: связанные девочкой чулки открывали ряд добродетелей, а купленные шляпки завершали перечень пороков. Антимодные риторические формулы черпались из сатирической и назидательной литературы XVIII века. Манера модно одеваться трактовалась в них как общественный порок, который ведет к разорению семейств, обеднению народа и обострению отношений между сословиями. Но если в сатирах объектом насмешки были в основном щеголи мужского пола, то десятилетиями спустя главной мишенью стали дамы и девицы. «Недавно во многих честных домах и самые взрослые девицы спрашивали и узнавали, как должно одеться по моде, а ныне и та из них малолетняя, которая не выучила еще французских складов, умеет уже есть ли не себя, то, по крайней мере, куклу нарядить с ног до головы в последнем вкусе. Недавно девицы носили платье, а ныне платьем щеголяют, недавно хвалили рукоделье, а нынче моду. Недавно девицы имели только два полезные выезда: церковь и дом родственников или друзей, а ныне ежедневно родители трясут их в каретах, знакомят со множеством домов, развозят по гостям, театрам, зрелищам, маскерадам, гуляньям; одним словом, употребляют все средства на то, чтобы скорее отучить их от кукол и заставить вместо всех выбрать одну живую, т. е. мужа»[269].

Моралисты XVIII – середины XIX века, вдохновленные Руссо, были далеки от того, чтобы разбираться в феномене моды (между модой и роскошью ставился знак равенства). Готовность заплатить высокую цену за платье (500 рублей серебром!), которое сезон спустя уйдет за бесценок, трактовалось как проявление порочной тяги к роскоши. Госпожа Жанлис наставляла малолетних девиц: «Любить роскошь значит любить самые маловажные вещи, богатое платье, драгоценности, хороший экипаж и проч.: страсть сия есть таких людей, кои имеют много гордости, а мало ума»[270]. К «пустякам» дама-писательница относила «красоту телесную, алмазы, драгоценные вещи, наряды и проч. суть пустые вещи»[271]. Одно только перечисление этих «пустых» вещей тешило девичье сердце (антимодная риторика служила сразу нескольким целям).

Избалованная аристократка предпочитает игру с кошкой заботам о кукле (Записки петербургской куклы. СПб.: тип. И.И. Глазунова, 1872)

«Всякая роскошь – безнравственна, несправедлива, бесчеловечна»[272], – повторяли моралисты, начиная со времен сатир Кантемира и завершая плакатами эпохи социализма. Терпимее всего к моде, как ни странно, относились авторы старинных трактатов. Объявив моду «неизбежным злом», они признавали за ней важное свойство: мода помогает женскому полу быть привлекательным для мужчин (важнейшая обязанность для будущей женщины). Поэтому аббат Фенелон, письма которого о воспитании девиц были весьма почитаемы в России, моду не осуждал, но советовал избегать чрезмерной роскоши. «Будь так одета, сказал бы я молодой девице, чтобы нельзя было порицать тебя за недостаток вкуса, за неопрятность, за нерадение, но чтобы любовь к блеску и роскоши не располагала твоим нарядом: тогда увидят, что ты украшаешься всего более рассудком и добродетелью, следуешь только обычаю и не раболепствуешь перед идолом мнения. Я старался бы изъяснять молодой девице, что роскошь равняет все состояния и поставляет человека, дурно воспитанного и обогащенного непозволительными средствами, свыше человека отличного достоинствами и воспитанием»[273]. В главе с выразительным названием «Суетное попечение о красоте и уборах» он давал совет: «Старайся показать девицам, сколь почтительнее честь, приобретаемая хорошим поведением и разумом, нежели которую от своих волос и одежды получают»[274]. Наставник внуков Людовика XIV советовал демонстрировать убожество модного наряда на примерах дам: «Осмеивай пред детьми пустые уборы, к коим некоторые женщины весьма пристращаются и которые нечувствительно приводят их к расходам весьма бесполезным»[275]. Разумеется, что осмеивать позволительно наряды молодых особ, поскольку дамы в возрасте были вне критики.

Наставления Фенелона русские баснописцы сопровождали примерами из русских нравов. В басне А. Измайлова «Арина, или Чиж и Павлин» девочка предпочла весело поющему чижу безгласного павлина, пышно украшенного перьями. Потом бедняжка горько сожалела о своем неразумном выборе:

                              Бедность платья не порок.
                              Помни, помни ввек, Арина,
                              Случай Чижа и Павлина;
                              Опыт твой и их урок.

                              Знай, что можно украшаться

                              Не одеждой, но умом;
                              И не должно нам пленяться
                              Без достоинства лицом[276].