Записки мертвеца

И Астахов рассказал боевому товарищу про ожившего Артёма, про укус и про то, что сам он теперь тоже не жилец. После он поведал Абидину план вывода меня за территорию посёлка в лес, простиравшийся между Знаменским и Надеждинским, а затем — план того, как он скончается где-нибудь там, вдали от всех, и не причинит никому вреда. Всё это время я не переставал поражаться тому, как холодно и беспристрастно Астахов говорил о собственной смерти. Любая посвящённая ей фраза из его уст звучала так, словно укус ожившего Артёма около часа назад с самого начала был частью его большого плана на свою жизнь. Словно бы ещё до начала конца света он знал, где и как встретит свой собственный конец.

— Как так-то?.. Эх, ёлки палки… А чё офицерам-то насчёт тебя сказать? С этим-то понятно: свалил, и хрен с ним. А про тебя чё? — спросил Абидин, когда Астахов закончил свой рассказ.

— Скажи, мол, искать ушёл, да не вернулся. А там уже пусть сами гадают, почему.

— Эу! — окликнул нас кто-то, направлявшийся со стороны штаба в нашу сторону. Незнакомец громко свистнул и как-то по-особенному махнул рукой: так, словно это был какой-то кодовый жест, а не обыкновенное приветствие.

— Громов, — быстро расшифровал всю ситуацию младший сержант, — Едут. Всё короче, надо валить.

Сначала мне показалось, что последнее Астахов сказал мне. Но нет: то было для Абидина. Они посмотрели друг на друга так, как смотрят друг на друга близкие родственники перед долгой разлукой.

— Как так-то?.. — повторил Абидин то, что уже говорил раньше.

— Ладно, ничё, бывает. Жизнь такая. Давай, браток, не скучай тут. Помрёшь тоже — увидимся.

Они пожали руки так, что их рукопожатие тут же перетекло в объятие. Похлопав друг друга по спинам, они разошлись, и Астахов жестом увлёк меня за собой.

— Погоди! — окликнул его Абидин, — А автомат твой?

— Оставить предлагаешь? — спросил младший сержант, одновременно размышляя над тем, что ему делать со своим оружием.

— Не знаю, — пожал плечами Абидин, — Нам он тут точно в тему будет.

— А как я беглеца без автомата ушёл ловить? Да и вдруг там чё в лесу… Короче не, возьму я его. А подсумок на вот, забери.

Астахов снял с пояса подсумок, в котором, судя по всему, находились сменные магазины к его автомату, и протянул Абидину.

— Ладно, всё, давай, погнали мы. Громову расскажи, чё почём, ага?

— Ага, — ответил Абидин.

Мы развернулись и направились обратно к стадиону. Не задавая лишних вопросов, я слепо следовал за Астаховым, понимая, что он уж точно знает местность лучше меня. Да и что делать дальше он понимает лучше меня. Оставь меня одного на один со всем, что произошло в последние часы, и я, наверное, не нашёл бы ничего лучше, кроме как сесть где-нибудь в укромном уголке, достать свою тетрадь и начать писать. Как и в первые дни этого кошмара, тетрадь снова стала бы моей отдушиной. Она помогала мне упорядочивать происходящее, одновременно отрешаясь от него. Так я успокаивался и возвращался в норму. Хотя кто знает, как оно повернулось бы на самом деле? Может, если бы я был один, и со мной не было более старшего, спокойного, бесстрашного и знающего всё на свете Астахова — может тогда я и сам вмиг повзрослел, успокоился, избавился бы от страха и, в конце концов, понял бы сам, что делать дальше.

Пройдя через стадион, мы вышли наружу с другого конца, протиснувшись через небольшую дыру в заборе, окружавшем спортплощадку со всех сторон. Мы оказались во дворах двухэтажных кирпичных домов. Жил ли там кто-то до сих пор? Мог ли там сейчас быть кто-то, кто доложит о нас здешним командирам. Я не знал. Астахов, наверное, тоже не знал, но шёл он так уверенно, словно видел сквозь стены всех этих домов и понимал, что внутри нет никого, кто может представлять опасность. Рана на его ноге кровоточила, но будто бы совершенно его не беспокоила. Шёл он осторожно: на полусогнутых ногах, всякий раз тщательно осматривая путь, прежде чем пересекать открытую местность. Иногда он подавал мне команды шёпотом, иногда — жестами, которые я всегда интуитивно понимал или думал, что понимаю. Так, короткими перебежками мы добрались до края посёлка — места, где одна из его маленьких улочек с гравийной дорогой упиралась в поле, за которым был лес. Листья на деревьях в этом лесу почти все опали, но кое-где оставались ещё пёстрые жёлто-красные участки, завораживающе переливавшиеся в лучах солнца, уже клонившегося к горизонту. Мы были почти у цели. Оставалось только одно препятствие, отделявшее нас от этого леса.

— Патруль, — рассказывал Астахов, — По идее тут должен быть наряд, патрулирующий границу. Особенно — эту границу, где лес: кто знает, что оттуда может выбежать. Но по факту, наряд может быть сейчас где угодно. Никто не ходит все сутки и не стережёт границу как фанатик. Обычно наряд шкерится в каком-нибудь доме и отсыпается по очереди. Одного-двоих оставляют ходить, а остальные отдыхают. А вот где отдыхают — это большой вопрос. И отдыхают ли — тоже вопрос. Так что надо…