Позднее я узнаю, откуда нагрянули мертвецы. Но сейчас и впрямь было не до рассуждений на эту тему. Нужно было действовать, и действовать быстро. Я наскоро оделся, пристегнул свою поясную сумку с дневником и присоединился к перепуганным Сергею и Кристине в гостиной. Они всё ходили вокруг и смотрели в окна то там, то здесь. Юлю к окнам они не подпускали, желая, по всей видимости, оградить её от всецелого погружения в контекст сложившихся неприятных обстоятельств. Она, тем не менее, всё чувствовала. Дети всегда всё чувствуют и видят, когда идиоты-взрослые хотят от них что-либо скрыть, тем самым делая только хуже. Когда ребёнок понимает, что происходит что-то страшное, но все взрослые вокруг старательно об этом молчат, как будто бы пытаясь защитить чадо от этой информации, ребёнок отчётливо понимает, что всё — хуже некуда, и наполняет созданный самими же взрослыми вакуум мрачными подробностями, на ходу сотворёнными буйствующим воображением. Вот и Юля, послушно сидевшая тогда в дальнем углу комнаты, возле печи, рисовала себе самые жуткие картины грядущего. Тщетны были её попытки выведать у дяди с тётей, что там, в конце концов, происходит. «Ничего, Юленька, посиди пока, всё нормально», — отвечали они, держа её за полную дуру.
У Сергея в руках был карабин. Кристина ходила по дому с ножом. Я решил, что и мне неплохо было бы вооружиться хоть чем-нибудь. Я сходил на кухню и взял оттуда то, что доселе никогда не расценивал как оружие против мертвецов: ножницы. Большие кухонные ножницы с треугольными, но затуплёнными концами. Череп ими не пробьёшь, как, впрочем, и гнущимся, плохоньким кухонным ножом. Зато в глаз мертвяку зарядить ими ещё как можно. К тому же, в сравнении с ножом, ножницами прицелиться будет в чём-то даже проще. И в руке они сидят крепче. И как я раньше до такого не додумался? Штык-ножу они, конечно, проигрывают, но в сравнении с этими огрызками, годящимися только для чистки грибов и нарезки хлеба — небо и земля. И металл плотнее и надёжнее, и, опять же, рукоять… В общем, если случится чудо, и укус не убьёт меня через несколько часов, то я стану коммивояжёром: буду ездить от по всей стране, от города к городу, и продавать ножницы.
— Какой план? — спросил я Сергея с Кристиной, вернувшись в комнату.
— Сидеть и ждать — такой план, — ответил Сергей.
— Чего ждать?
— Не знаю, — честно признался он, — Пока они уйдут куда-нибудь. Или пока их тут не перестреляют.
— Кто перестреляет?
— Да что ты привязался?! Не знаю я! Знаю только, что стены нас тут от них защищают пока — вот и всё.
— А дальше-то что? Ну, защитят они тебя день, два, три. Ну, просидишь ты тут, запасы экономя, какое-то время. В туалет, кстати, тоже как-то здесь ходить придётся…
— Короче, ты что предлагаешь, умник?
— Машина есть у вас?
— Была. Та, белая, на которой мы приехали. Которую ты нам ещё отдал, когда мы только-только познакомились.
— И где она сейчас?
— У соседей на участке. Из окна твоей комнаты её можно увидеть, через щели в заборе. Вон.
Сергей подвёл меня к окну, и я увидел лишь небольшой, тоненький намёк на что-то белое и похожее на корпус автомобиля между прикрученными почти вплотную друг к другу доски забора.
— Зачем вы её туда поставили?
— А я откуда знал, что она нам когда-то понадобится? У нас во дворе места мало, мешалась она. Попросил соседа, чтоб во дворе у себя её подержал. У него места побольше. И чё ты предлагаешь-то в итоге? Тачку взять, а дальше что?
— Дальше — ехать отсюда. Или вас тут что-то держит?
— Ещё как держит! Мы тут только кое-как освоились. Да погоди ещё, чё горячку пороть? Щас менты мэрские подтянутся, перещёлкают всех. Может, в центре там, где мэрский особняк, их вообще нет.
— Ментов самих уже могли перещёлкать. Иначе как они этих тварей в деревню пустили? — вмешалась Кристина.
— И ты туда же! Ну давайте теперь через толпу к тачке ломиться!
— Зачем через толпу? Вот же она, за забором!
— А ты откуда знаешь, что у них там во дворе их не столько же, сколько у нас?
— А у нас их сколько?
— А у нас их много. На вон, иди, погляди. Можешь сам посчитать.