Записки мертвеца

«А что, если двигатель промёрз и не заведётся?» — подумал я, откидывая от ворот здоровенную балку. Как говорится, хороша ложка к обеду. И как я раньше об этом не подумал? Дурак! Надо было сразу предугадать все возможные сценарии и предусмотреть варианты действий на случай всех возможных неудач! Хотя, кто знает, как скоро мы бы вообще взялись за дело с таким подходом. И взялись ли бы за него вообще.

К счастью, мотор завёлся. Ворота я как раз отворил, и Сергей, сидевший за рулём, уже стал разворачиваться для того, чтобы выехать через них на дорогу. На дороге, в свою очередь, было более-менее чисто. Мертвецы, разгуливавшие там возле нашего дома, теперь толпились в нашем палисаднике и пытались перелезть через забор. В этот раз у них получалось хуже, чем у тех двоих, которые перемахнули через ворота, направившись с нашего двора на выстрел ружья где-то вдалеке. Возможно, разгон был не тот или, может быть, мертвецы начали терять ориентир, и потому двигались к нему теперь не так стремительно. Так или иначе, у Сергея было несколько секунд — а то и минута — на то, чтобы развернуться и вырулить со двора. Я воспользовался этой минутой для того, чтобы сообщить жильцам соседнего дома о необходимости вернуть балку на прежнее место после того, как я закрою ворота. Один из них кивнул мне через окно и пропал в глубине дома, устремившись, по всей видимости, к выходу. Я с ним, правда, так и не встретился: Сергей выехал с участка, и мне нужно было торопиться, если я хотел успеть запрыгнуть в машину.

Выйдя на улицу, я поспешил закрыть ворота. Створки были тяжёлыми, и потребовалось время, чтобы вернуть их в исходное положение.

— Чё ты там встал?! Давай быстрее! — подгонял меня Сергей.

— Щас! — ответил ему я, таща на себя вторую створу.

И тут, едва я затворил ворота соседнего участка, кто-то налетел на меня и одним махом сшиб с ног. Я упал в снег в полнейшей растерянности. Наверняка мне как следует тряхнуло голову, потому что следующее, что я помню — это нависающего надо мной амбала с разинутым ртом, из которого на лицо мне капала тягучая слюна. Глаза у амбала были налиты кровью и были такими же одновременно пустыми и яростно алчущими, как и у всех прочих заражённых. Он хотел сожрать меня. Он хотел уничтожить меня, он хотел, чтобы меня не стало. Он хотел моей смерти, и ничто в этом мире не заботило его больше, чем я и моя жизнь, которую он должен был отнять.

Наконец, тогда, заглянув в глаза тому зомби, я понял о них всё, что должен был понять ещё раньше. Они — такие же люди, как и мы. Есть в каждом из нас что-то такое, что делает нас если и не одинаковыми, то по крайней мере похожими. Это — тяга к разрушению, к уничтожению, к умерщвлению. Это — жажда увидеть смерть всего живого, сломать что-то красивое, убить, завладеть и затем растоптать, сделав себя единственным и последним хозяином чего-либо: будь это предмет или человек. Уничтожить не во имя собственного блага, не для выгоды или награды, но из чистого зла: из яростного желания заставить весь мир погибнуть раньше, чем наше собственное смертное тело испустит дух. Чёрт возьми, так вот зачем нашей цивилизации всю дорогу нужна была сказка про вечную жизнь в раю или в аду! Или про вечную жизнь в наших мирских деяниях: будь то искусство, наука или размножение и воспитание себе подобных. Без этих сказок нас ждёт лишь отчаянье, пустота и недолгая борьба с обидой на всё живое вокруг за то, что оно будет здесь после того, как нас самих поглотит небытие. С обидой, перерастающей в ярость и жажду сначала вдарить кулаком по чему-нибудь мягкому и податливому как следует, а после — придумать что-нибудь ещё, чтобы унять свою боль. Надо мной нависло не неведомое существо с раскрытой пастью, не какой-то там заражённый, не зомби и не ходячий мертвец. Надо мной навис точно такой же человек, которому волею судьбы, эволюции, Бога — кого угодно — отняли всё, кроме этой самой ярости, берущей своё глубинное начало в осознании собственной обречённости и беспомощности перед лицом неизбежной смерти. Этот амбал уже умер. И, возможно, где-то в недрах его холодного мозга имелось понимание того, что и текущее его положение тоже не вечно. Что мороз и естественные процессы разложения вскоре возьмут своё, если раньше этого не сделает пуля, пущенная в голову. И потому он с такой жаждой, с таким остервенением хотел сейчас, чтобы я последовал в это чёрное ничто вместе с ним.