-- Да не бойся, ты егоза! (Петр Феодорович даже кулаком по тарелке стукнул, так, что пальцами в соус тартар попал). Сказал -- расскажу. Считай -- заметано. А будешь хвостом вертеть -- ваших нету. Плюну и спать в Толмачи пойду. Думаешь, пьян Петр Феодорович, к водке не привык, аскет полнейший -- вот его и разобрало. Откуда, скажи пожалуйста, слух о моем аскетизме пошел? Думаешь, книги покупаю, так девочек не признаю? Отцов церкви почитаю -- водку отвергаю? Молодо, Юрий Павлович, зелено. Учить тебя жизни надо, иначе погибнешь. Уж попадать в Митрофаньевский -- так с музыкой, с церемониальными почестями, с хрустальным звоном... Человек! Ты что на меня бельмы выпятил? Раз зовут, значит, хотят раздавить еще один графинец.
Становится жарко. Низкие потолки в ресторане "Бар". В двенадцатом часу от дыма слезы по щекам текут. А румынам хоть что. В красное затянутый, наглый усач с красными же кроличьими глазами над самым ухом Петра Феодоровича трелями разливается.
Были в России румынские оркестры -- было и благополучие. С 1917 румын не встречалось ни в Киеве, ни в Харькове, ни в России. Кончилась Россия...
Петр Феодорович снова снимает пенсне и с преувеличенной размеренностью жестов принимается выпивать и закусывать. Подливает и мне.
-- Пей... Пей... Не то рот зажму и ничегошеньки не выведаешь.
-- Петр Феодорович! Не томите, либо рассказывайте ваш секрет.
-- Эх, ты, чудила! Заморская чучела! Чем вас на Дону таких нервных делают? Пойми же раз навсегда, что никакого секрета нет и не может быть.
Петр Феодорович выдерживает паузу и, насладившись моим разочарованием, торжественно подхватывает:
-- То есть, секрет, он действительно существует и многие бы за знание сего большую деньгу заплатили. Но для молодого расприятеля, для будущего пансионера арестанских рот нет секрета. Ни на йоту. Пей! Знай мою широту! Все поведает Петр Феодорович. На Покровке Лялин переулок?
-- Н-ну.
-- Ты не нукай, не на извозчике сидишь. Зубного врача Гольденблата знаешь?
-- Нет.
-- Дурак, стало быть, если не знаешь. Во-первых, Гольденблат, по существу говоря, никакой не зубной, никакой не врач! Так, эфемерид. Но здесь-то, в Лялином, у Гольденблата секрет сидит, отсюда и деньги на покупку отцов церкви в Лейпцигских и Амстердамских изданиях. Понял?
-- Да, что ж я могу, Петр Феодорович, понять?! Может быть, вы ему пациентов водите?
Петр Феодорович в диком восторге, и визжит фальцетом, несвойственным ни его фигуре, ни обычному его голосу.
-- Пациентов?! Ой, уморил. Молчи уж лучше... Пациентов, отец, пациентов... Только таких, к которым с бормашиной не подступишься и зубов у них не вырвешь. Иная нужна машинка. Шмэн-де фер {железка (карточная игра) -- от фр. chemin de fer -- железная дорога.} знаешь? Ну, слава Богу, хоть одно знаешь. Машинку для шмэн-де фер видел? Ого, понятливый. У Гольденблата таких машинок не то дюжина, не то целых две. Сообразил?
-- Петр Феодорович! Я нездешний, вы лучше прямо рассказывайте.