По моему предложению мы отошли в сторонку, и я спросил, почем он меняет.
— Я не знать, — ответил голодный иностранец.
— Ну, вообще это стоит шестьдесят шесть копеек за доллар, — сказал я, — но могу дать даже рубль.
— Очень хорошо, — обрадовался он, видимо довольный предложенным мной обменным курсом, — у меня есть сто, нет, двести долларов, вы мне даете двести рублей.
Путем несложной арифметики я прикинул, что, заплатив сейчас двести рублей, а потом сдав доллары пока неизвестным мне барыгам, допустим, по четыре рубля за штуку, получу без вычетов за бездетность аж шестьсот рублей — моя зарплата в театре за три-четыре месяца. От такой перспективы закружилась голова. Трясущимися руками я отсчитал ему две сотни рублей, принял двести живых долларов, и мы расстались.
Я шел по родному Дегтярному переулку. Спина намокла, мелко стучали зубы. Мне казалось, что за мной уже идут топтуны, стукачи, менты, кагэбэшники. Я непрестанно оборачивался — сзади никого не было, значит, маскируются, прячутся в парадных и подворотнях. Выбросить доллары в канализационную решетку? Нет, отказаться от добычи я не мог. Впрочем, преследователей я так и не обнаружил.
Я пришел домой, достал две сотенные долларовые бумажки, посмотрел, пощупал, понюхал. Что с ними делать? Оставлять дома никак нельзя — не дай бог, придут с обыском. А откуда им знать мой адрес? Проследили все-таки, когда я возвращался домой? А может, задержали моего иностранца, и он на допросе сказал им, где я живу. Но я ему своего адреса не называл.
Голова шла кругом, я ничего не соображал. Но ясно понимал: улику, свидетельство моего валютного преступления надо спрятать, спрятать, спрятать… Я завернул преступные деньги в несколько целлофановых пакетов, сверху перевязал изолентой и, сунув сверток в бачок коммунального туалета, пошел спать. Не спалось. Сейчас придут с обыском, в комнате ничего не обнаружат, естественно, станут искать в сортире и тут же найдут. Скажу — не мое. А отпечатки пальцев?..
Я вскочил, схватил пакет, оделся — дело было зимой — и выбежал на улицу. Второй час ночи, ни живой души.
Окно моей комнаты на первом этаже выходило во двор. Рядом с окошком свисала с крыши жестяная водосточная труба, обрывавшаяся в полуметре от запорошенной снегом земли. Воровато оглянувшись, я сунул в трубу сверток и замаскировал его пригоршней снега. Вроде бы надежно.
Вернулся домой, разделся, лег, попытался уснуть. Тщетно. Повертевшись минут сорок, я понял, что отпечатки моих пальцев просто ждут милицию, которой лень приходить с обыском ночью. Снова оделся и вышел на улицу. Забрал сверток из трубы, понес его в соседний двор, проходной, где под качающимся на ветру фонарем стояли соседские гаражи. Место просто идеальное, ничего не скажешь. Кто станет искать мою валюту в чужом дворе? Я обогнул один из гаражей, руками выкопал ямку в снегу, закопал в ней сверток и сверху положил кусок кирпича. Вот теперь я был спокоен. Вернулся к себе и тут же заснул. А когда утром проснулся, твердо знал, кто поможет мне с выгодой распорядиться свалившимися на мою голову долларами.
В нашем дворе жил друг моего детства, замечательный человек Иосиф Глоцер, или, как мы его звали, просто Еник. Талантливый, искрометный, чрезвычайно неординарный во всем. Жесткий и требовательный в деловых отношениях, отзывчивый, всегда готовый прийти на помощь, безотказный, добрый с близкими и друзьями. Судьба его сложилась трагически. В конце девяностых он погиб от пули наемного убийцы. Уйдя из жизни, он оставил мне светлую о себе память и младшего брата Юру, с которым мы уже много лет идем по жизни рядом.
О Глоцере я еще расскажу. А в то утро, едва продрав глаза, я позвонил Енику:
— Еник, дорогой, у меня есть двести долларов!
— Замечательно! Рад за тебя.
— Помоги обменять их на рубли. У тебя есть связи?
— О чем ты говоришь, Володя!
Я чувствовал, как он радуется, что может помочь мне.
— Какие проблемы? Давай тащи свои бабки.
— Сейчас буду, — весело сказал я и побежал за надежно спрятанными долларами.
Подбежал к гаражу, обошел его и… И увидел, что мой тайник разрушен — снег раскопан, кирпича на месте нет. Может, я ошибся, перепутал место? Я бросился к соседнему гаражу. Нет, явно не здесь. Вернулся на прежнее место. Коченеющими руками метр за метром перерыл, перековырял землю вокруг обоих гаражей — никаких денег не было. Оглянувшись по сторонам, я увидел скамейку и все понял. Наверняка ночью здесь была влюбленная парочка. Они все видели и раскопали мой тайник. Я бросился к Енику.
— Ерунда, — спокойно сказал Еник, выслушав мой сбивчивый рассказ. — Успокойся. Сейчас найдем твой клад. Для Дендика это что два пальца. Дендик, ко мне!
Дендиком звали любимого добермана Еника. Этот симпатичнейший и добрейший пес ни особым нюхом, ни особым умом не отличался. Но своя собака всегда лучше всех и всех умнее. В общем, Еник в Дендика верил. И, увы, переоценил его возможности.