Читаем Записки непутевого актера полностью

Просто актерская судьба занесла меня в кулинарную передачу, которая вдруг ни с того ни с сего обрела популярность.

А на кулинара я не тяну, потому что главное для меня в любой трапезе — вовсе не совершенство вкушаемых блюд — их вкус, аромат, красота, — не сервировка стола, а то, с кем я за ним сижу, с кем делю утонченное блюдо от шеф-повара прославленного ресторана или просто селедочку с лучком да рассыпчатой вареной картошечкой. Вот почему эту, последнюю, часть своей книжки я посвящаю дорогим своим друзьям, людям театра и кино, людям далеким и от того и от другого, тем, с кем свела меня жизнь, с кем я делил и продолжаю делить радости и беды, с кем, как говорится, преломил хлеб. Все они — дорогие мои сотрапезники и на трапезе жизни, и за дружеским столом. Так что не удивляйтесь, когда встретите кулинарные мотивы и здесь.

Несколько лет назад сидели мы, человек десять, на веранде хорошего московского ресторана. Вкусная грузинская кухня, теплый летний вечер. Ужин заканчивался, подали кофе, десерт. Сытые, вполне довольные жизнью люди вели неспешную беседу, которая протекала в основном в русле ресторанной тематики.

Один из нас, человек бывалый, поездивший по миру и не стесненный в средствах, поведал нам, как, будучи недавно в Швейцарии, набрел на ресторан в настоящем средневековом рыцарском замке. В этом заведении, куда заглядывают коронованные особы, в изысканном антикварном интерьере, на саксонском фарфоре и старинном серебре ему подали то-то и то-то — последовали забытые мною французские названия. И стоило все это — сколько, как вы думаете? — да всего-ничего, две с половиной сотни на двоих. (Не помню уж, в долларах, евро или швейцарских франках.) Что скажете? Дорого? Да просто даром!

Все согласно покивали. И слово взял другой наш ресторанный завсегдатай. Он рассказал нам о своем тоже недавнем обеде, кажется, в Лионе. В кулинарной столице Франции ему подавали нечто тающее во рту, и запивал он это тающее винцом — последовало название и год урожая — вы же понимаете… А когда принесли счет… И он назвал смехотворную сумму этак в три хорошие российские пенсии по старости. И впрямь недорого — согласились собеседники.

И пошло-поехало. Один за другим присутствовавшие за столом рассказывали о своих ресторанных удачах. Мы побывали в Милане и Сингапуре, Амстердаме и Кейптауне, Рио и Осло. Везде было на удивление изысканно, деликатесно и дешево, как в рыцарском замке. И тут, воспользовавшись короткой паузой в кулинарных воспоминаниях, слово взял уже упоминавшийся в моих записках Миша Кривич. До этого скромно молчавший, он нерешительно сказал: «Мы тут вчера зашли после бани на Усачевский рынок и взяли по тарелке супчика. И тоже недорого. Семьдесят рублей порция.»

За столом, как пишут в романах, воцарилась тишина. Потом кто — то из рассказчиков неуверенно засмеялся, смех подхватили другие. Какое-то время спустя реплика моего товарища разошлась по Москве и была оценена как самая удачная его острота. Между тем шутить он и не думал.

Много лет моя банная компания, о которой надо писать отдельно (и Бог даст — напишу, коли найду в себе силы взяться за не менее, чем кулинарная, святую тему, банную), выйдя из Усачевских бань, распаренная, голодная, спешила к Усачевскому рынку, где у входа прилепился неказистый дощатый павильончик с неровно написанной от руки, пришпиленной к двери бумажкой: «Азербайджанская и талышская кухня».

Мы усаживались за колченогий, покрытый клеенкой стол, извлекали из карманов одну-другую поллитровку «Гжелки» (за год урожая не поручусь), а к нам уже спешила с гранеными стаканами для водочки немолодая восточная женщина в домашних шлепанцах. Следующей ходкой она приносила блюдо со свежей зеленью-шмеленью и редисочкой, после чего тащила тарелки с обжигающим «соуцем». Полагаю, так она произносила «соус», который никаким соусом не был, а был поразительно вкусной и наваристой бараньей похлебкой со здоровыми кусищами мяса и картофелинами. Не помню, какие еще были в этой забегаловке азербайджанские, а тем более талышские блюда и были ли они вообще, но тот «соуц» за семьдесят рублей тарелка, который я хлебал вместе с друзьями, дороже мне заморских яств, он до сих пор остается одной из моих самых сладостных гастрономических грез.

А дощатый павильончик сегодня не ищите. Его снесли, а на его месте построили белокаменный зал игровых автоматов, куда мы не ходим.

Далекие-далекие времена. Группа актеров «Ленкома» во главе с Марком Захаровым отправляется в Германию на съемки «Того самого Мюнхгаузена». Первая в моей жизни поездка в таинственную, немного страшноватую, но так влекущую заграницу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Портрет эпохи

Я — второй Раневская, или Й — третья буква
Я — второй Раневская, или Й — третья буква

Георгий Францевич Милляр (7.11.1903 – 4.06.1993) жил «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве». Он бы «непревзойденной звездой» в ролях чудовищных монстров: Кощея, Черта, Бабы Яги, Чуда-Юда. Даже его голос был узнаваемо-уникальным – старчески дребезжащий с повизгиваниями и утробным сопением. И каким же огромным талантом надо было обладать, чтобы из нечисти сотворить привлекательное ЧУДОвище: самое омерзительное существо вызывало любовь всей страны!Одиночество, непонимание и злословие сопровождали Милляра всю его жизнь. Несмотря на свою огромную популярность, звание Народного артиста РСФСР ему «дали» только за 4 года до смерти – в 85 лет. Он мечтал о ролях Вольтера и Суворова. Но режиссеры видели в нем только «урода». Он соглашался со всем и все принимал. Но однажды его прорвало! Он выплеснул на бумагу свое презрение и недовольство. Так на свет появился знаменитый «Алфавит Милляра» – с афоризмами и матом.

Георгий Францевич Милляр

Театр
Моя молодость – СССР
Моя молодость – СССР

«Мама, узнав о том, что я хочу учиться на актера, только всплеснула руками: «Ивар, но артисты ведь так громко говорят…» Однако я уже сделал свой выбор» – рассказывает Ивар Калныньш в книге «Моя молодость – СССР». Благодаря этому решению он стал одним из самых узнаваемых актеров советского кинематографа.Многие из нас знают его как Тома Фенелла из картины «Театр», юного любовника стареющей примадонны. Эта роль в один миг сделала Ивара Калныньша знаменитым на всю страну. Другие же узнают актера в роли импозантного москвича Герберта из киноленты «Зимняя вишня» или же Фауста из «Маленьких трагедий».«…Я сижу на подоконнике. Пятилетний, загорелый до черноты и абсолютно счастливый. В руке – конфета. Мне её дал Кривой Янка с нашего двора, калека. За то, что я – единственный из сверстников – его не дразнил. Мама объяснила, что нельзя смеяться над людьми, которые не такие как ты. И я это крепко запомнил…»

Ивар Калныньш

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии