Ахмед-ага Барутанлия был человек не глупый. Он сразу же угадал колебания и растерянность своих подчиненных. Но он лучше кого бы то ни было понимал, что эти человекообразные существа жаждут грабежа, насилия и зверской мести.
Уже на другое утро, 2 мая, Ахмед-ага приступил к выполнению своего тайного замысла. Тут уместно сказать, что в тот день бабаитское удальство и «право ятагана» уступили место подлости и коварству. Вот почему в тот день не было слышно ни стрельбы, ни отчаянных криков. На позициях башибузуков царила глубокая тишина. Перед обедом в село прибыл для переговоров румын, посланный Барутанлией. Он красноречиво рассказал населению о благих намерениях Ахмеда-аги, уверяя, что если батакчане сложат оружие и сдадутся, то им подарят жизнь и башибузуки все до единого будут распущены по домам — словом, потекут медовые и молочные реки. Этот румын встретился с уже знакомыми читателю противниками болгарского восстания — Ангелом Кавлаком и Георгием Серафимовым, те пришли в восторг от предложения Ахмеда-аги. Ангел Кавлак тотчас же отправился вместе с румыном в турецкий лагерь, чтобы подробно обсудить это предложение.
Ахмед-ага принял его очень ласково, заверил, что, если батакчане согласятся сложить оружие, им не причинят никакого вреда. Обещал распустить башибузуков по домам, после чего жизнь пойдет по-прежнему, всякий станет заниматься своим делом, сообщил, что на этом спасительном выходе настаивает и само правительство, по приказу которого он, Ахмед-ага, якобы действует. Для большей убедительности Ахмед-ага в присутствии Кавлака поклялся именем Магомета в том, что слова его искренни.
— Клянусь моей верой и богом! — добавил он, сжав кулаки.
Все это время ружья молчали, и обе стороны ждали конца переговоров.
Ангел Кавлак, со своей стороны, заверил Барутан-лию, что, вернувшись в село, во что бы то ни стало убедит односельчан сложить оружие и сдаться. И вот он вернулся и еще издали принялся громко призывать всех от мала до велика собраться вместе, чтобы выслушать приказ и пожелания Барутанлии. Кавлак обо всем доложил подробно, рассказал, как хорошо его принял Ахмед-ага, как говорил с ним и как поклялся, что, если батакчане согласятся сложить оружие, то с их голов и волоска не упадет.
4
Некоторые слабые, малодушные и нерешительные люди послушались Кавлака и согласились сложить оружие, но большинство, во главе с Трендафилом Тошевым, Петром Трендафиловым, Петром Банчевым и другими, твердо и упорно настаивало на том, чтобы оружия не слагать, сражаться до последней капли крови, а там будь что будет. Эти смельчаки утверждали, что надеяться на прошение просто глупо, после того как в течение нескольких дней, прошедших с начала восстания, убито столько турок.
— Не верьте! Это турецкая западня, нас хотят заманить в нее, чтобы легче перебить, — говорили они смятенному населению.
Итак, мнения разделились, и население раскололось на две партии — одна была за сдачу, другая против. Всюду слышался шум и ропот, а коварный Барутанлия, как хищная птица, наблюдал за селом из своего шатра. Кавлак и его приспешники не переставали твердить жителям села, что Ахмед-ага чуть ли не святой, что он проявит неумолимость и жестокость лишь по отношению к тем, кто не покорятся и не сдадут оружия. Наконец партия, соглашавшаяся на сдачу, взяла верх, а голос остальных умолк. Трендафил Тошев в последний раз сказал своим односельчанам, что после сдачи оружия произойдут страшные события — он в этом не сомневается. Но никто уже не хотел думать о последствиях. Затем начали собирать и сваливать в кучу оружие. Многие повстанцы отдали свои карабины скрепя сердце, против воли. Оружие погрузили на три подводы и повезли его в лагерь Ахмеда-аги в сопровождении ревностного Кавлака, Трендафила Тошева, Петра Трендафилова, Вранко Димитрова и Петра Каваджиева.
Подводы разгрузили. Замысел Барутанлии почти удался. Лицо башибузука засияло радостью и торжеством. Повернувшись к пришедшим болгарам, он заметил, что не все оружие отдано, лучшие ружья припрятаны.
— Головы с нас снимите, если в селе найдется хоть одно ружье, — отвечали обреченные.
— Скорей сдавайте все оружие, говорю вам! — загремел вдруг коварный Ахмед-ага и заскрежетал зубами. — Еще смеете оправдываться!..