Записки отставного медицин-майоре

- Я вчера вечером шла, - подала голос маленькая старушка из толпы, - подумала, пьяный, ну и...

- Он и утром вчера лежал!- перебил ее здоровенный грузный мужик. - Я , это дело, значит, на работу собираюсь, в окно глянул - лежит ктой-то. Ну, сейчас не зима, думаю, пускай проспится.

- Точно, точно! - еще одной тетке не терпится доложить о своей осведомленности. - Я

тоже в окно видела! Ну, нажрался, ну, свинья, когда ж это кончится! А милиция...

- Когда вы его увидели? - перебил я. - Тоже вчера или только сегодня?

- Вчера, вчера!

- Днем вчера как завалился, так и лежит! - Дама с голубыми кудряшками, исполнена

праведного гнева, аж кипит. - И утром смотрю - все еще лежит, мерзавец! До обеда

подождала, посоветовалась с соседями, решили вызвать милицию. Безобразие, дети ведь

видят!

- Молодцы! - едва сдерживаясь, сказал я. - Сутки весь пятиэтажный дом любовался

лежащим человеком, сутки! Все сразу решили, что он пьян, причем издали решили, и никому

в голову не пришло, что ему может быть просто плохо! И вызвали не "скорую", а милицию!

- Но, доктор, позвольте...

- Не позволю! Я теперь ваш дом за три квартала объезжать буду! Помирать будете - а

я через сутки! Загибайтесь себе на здоровье!

Хлопнул дверцей, кивнул Пете - погоняй, друг, тошнит меня от этих совковых буржуа

больше, чем от несчастного бомжа.

- Продолжение спектакля в больнице! - смеется Петя.

- А иди ты...

Даже не хочется думать, как встретит нас приемное отделение больницы. Вот ЭТО, что мы привезли, надо мыть, дезинфицировать, лепить из лохмотьев какое-то подобие

одежды, потом долго и трудно лечить. А ОНО на следующий после выписки день нажрется и

ляжет там же...

- Центральная!

- На приеме.

- Тройка свободна.

- Октябрьский, 17, квартира 62. Шестьдесят лет, женщина, плохо с сердцем.

- Понял, еду.

Это штатная пациентка, встречаемся как добрые знакомые. У нее пароксизмальная

тахикардия, приступ снимается за пять секунд, уколол - и порядок, человек ожил на глазах.

- Здравствуйте, Мария Семеновна!Что, опять параксизмалочка?

- Она, доктор, она! Таки совсем замучила, нет моих сил, на бисхаим пора! Не

дождусь вот никак...

- Кокетничаете, Мария Семеновна! Хотели бы на кладбище, меня бы не звали! Аня!

- Как всегда?

- Да. А вы, дорогая, на всякий случай запомните: со смертью кокетничать опасно: будете звать - придет, причем быстрее, чем я! А вот в больницу вам не мешало бы недельки

на три. Поди, года четыре уже не были? А?

-Хм, в больницу! А куда ж я Иосифа дену? Вы же его со мной не возьмете? У него же

нет обострения, так?

Черт, как же я забыл? Муж у нее в другой комнате, парализованный после инсульта.

Красивый такой старикан с густой курчавой сединой, крупным носом, черными, чуть

навыкате, умнющими глазами - в инвалидной сидячей коляске. Все понимает, только вот ни

есть сам не может, ни в туалет, ни сказать. Но как же понятно он молчит! Как кричат от

тоски и душевной боли его глаза! В первый свой визит я спросил старушку о детях - лучше б

не спрашивал. Все они в Израиле, и друзья там же, а кто и на кладбище. Пока дети с внуками

были здесь, старик держался, но уехать с ними не захотел: здесь прожил жизнь, воевал, здесь родные могилы - как от всего этого уедешь? Но уехали они - через месяц инсульт, парализовало. И если - а это непременно случится - жена когда-то не доберется до телефона, он вызвать "скорую" не в состоянии, ни даже соседей позвать, будет молча смотреть, как она

умирает, а потом сам следом.

Сейчас бы он, пожалуй, уехал к детям, да где уж! Не то что автобус, вокзал, билет, самолет - да и просто оформиться с документами - от всего этого и здоровый заболеет. А в

больницу его и в самом деле не примут. Ему нужен только уход, и у него, считается, есть

жена. Нет в больнице мест для таких одиноких стариков. Да и вообще им в жизни места нет.

- Ой!

Нормально, ритм пошел, в этот раз обошлось.

- Тройка, освободилась? Крутой переулок, 23, обезбольте. Два промедола.

- Понял, два промедола.

Тоже постоянный пациент. Но уже ненадолго: безнадежный рак. Лучше уж три

тяжелых вызова, чем один такой сверхлегкий: уколол, немного облегчил и прощай до завтра.

Обычно это работа фельдшера, я даже не выхожу из машины, но к этому больному пойду я.

Когда я еще работал в военном госпитале, этот подполковник лежал там с диабетом. Палату

передали мне, я заново провѐл всѐ обследование и диагностировал у него рак головки

поджелудочной железы. Его перевели в онкологию, но оперировать было уже поздно, отпустили помирать домой. Все равно это мой больной, и отправлять к нему одну Аню

неудобно.

- Здравствуйте, Федор Иваныч!

Какое там здравствуйте, с порога видно - финиширует мужик. Худущий, живот

огромный - водянка душит. Мечется.

- Ой, Владим Михалыч! - плачет жена. - Не узнает уже ни меня, ни вас, никого!

- Что это? - хрипит он. - Я же умираю, или вы ослепли, не видите? - напряженно