Записки отставного медицин-майоре

разбита. Стало быть, тот, кого увезли, был без ножа.

- Будете забирать? - веселый молоденький лейтенант, поигрывая дубинкой-

"демократизатором", стоит возле милицейской машиноы "на связи".

- Будем, надо шить бровь. Потом отдадим вам. Полчаса работы.

- Везите, везите. Минут через двадцать подъедем к больнице, заберем. У нас тут еще

небольшое дельце есть.

- Минуточку, - не даю ему сесть за руль. - Кто из ваших едет с нами?

- Некогда мне, доктор, я же сказал: в больнице заберем!

- А если сбежит? Я за ним гоняться не стану!

- Хрен с ним, далеко не убежит, мы его знаем! Пока!

Вот так. Значит, Аню на мое место, к шоферу, а мне в салон, не то сей дядя в две

секунды с ней разберется. Желания ехать у него явно нет.

- Эй ты, корешок! - это он мне. - У тебя дети есть? И, наверно, хотят спокойно жить?

А, доктор? Замажь йодом, и я пошел. Мне с ментами встречаться - облом. Сечешь?

Справлюсь? Мужик в возрасте, силенок, пожалуй, не так уж много, да и на сильной

поддаче - справлюсь.

Вот только на хрена мне это надо? Милиция себе уехала, а ты сторожи... Молодец

Петро, жмет километров за сотню, не больно выпрыгнешь на такой скорости, не настолько

он пьян...

Что-то приподнимается, ищет ногой упора. Ну-ну, давай, паря, жду...

Рывок к двери, на мгновение мелькнула открытая челюсть - попал, сидит на полу.

Нокдаун. Ладно, счет открывать не буду.

- Ну, бля, жирный боров! Ну, свинья цыганская! - меня почему-то часто принимают за

цыгана. - Поставят тебя, бля, на пику!

Слава аллаху, очухался, а то рука у меня и в самом деле тяжеловатая, да и десантные

рефлексы пока еще не притупились, работают.

- Да ты, бля, не доктор, мент ты поганый, козел вонючий! Ты...

Этот концерт до конца дороги. Пусть поет. Но снова лезть не пытается, соображает, что со мной не сладит, а замолчать зековское самолюбие не позволяет. Пой, ласточка, пой.

Мне спокойнее,

когда ты поешь. И оперение у тебя подстать песне. Рукав на плече оторван, синеет

татуировка - церковь о двух куполах. две судимости, значит. На пальцах тоже татуировки-

перстни - зек натуральный и серьезный.

- Ну и надоел же ты мне! - не выдержал я. - Кончай молитву! И успокойся, мы не

менты, наше дело - зашить тебе бровь, и мы ее зашьем. Нагноится - тебе же хуже . Зашьем, и

ступай себе к своей родной милиции, сам с ней разбирайся!

- Ладно, фуфло не гони, менты бы меня с тобой не оставили - они хоть и мудаки, но не

настолько!

Вот тут он, к сожалению, прав. Они, действительно, мудаки и даже больше, чем он

думает.

- Ты переодетый мент! - рычит он. - Я вашу ментовскую вонь за версту чую!

Вот наконец и больница. Петька свое дело туго знает: сразу выскочил к боковой

дверце, встречает с увесистой монтировкой в руке.

- Все, приехали! Вылазь, артист!

Зек увидел Петю, злобно ощерился, но пошел молча.

В приемном только женщины, сестра и две санитарки. Придется ждать милиции.

- Ну, чего стоишь? Привез и мотай, меня и без тебя залатают! И запомни: мы еще

увидимся!

- Заткнись! И сиди тихо!

Петина монтировка вызывает уважение, сидит наш голубчик на кушетке и не

дергается - уже хорошо.

А вот и милиция, слава богу.

- Ну, как он тут?

- Да вот скучает, вас ждет.

- Тихо ждет?

- Естественно. Ну, мы поехали.

Час на него угробили. Через сорок минут пересменка, можно ехать на станцию

без доклада. Ага, размечтался.

- Троечка! Заскочи на Карла Маркса, 12-37! Там у бабульки Крупенько

давление подскочило.

- Светик, не могу, у меня всего один шриц остался! Мало ли что!

- Доктор, миленький, ну пожалуйста, бабка же известная, у нее только давление -

и всѐ! А у меня больше никого нет!

В бедной, но чистой квартирке, на старенькой кровати лежит старушка лет

семидесяти с чем-то, спокойная, всегда приветливая - чудо-пациент! И всегда у неѐ всѐ

хорошо, только "Вы, доктор, не волнуйтесь!" Рядом сидит другая такая же старушка,видимо, соседка, они даже похожи друг на друга.

- Ну что скажете, Семѐновна? Что вас беспокоит?

- Да всѐ хорошо, доктор, вот только встать не могу, голова сильно кружится,падаю сразу, и в глазах черно.