Читаем Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов полностью

У Лефора есть слабость ― он любит прихвастнуть своими дон-жуановыми победами. Я не верю в чешку, вернее, не верю в то, что он ею обладал, но делаю вид, что принимаю все, им сказанное, за чистую монету. Раз ему приятно хвастать, то почему надо лишать его этого удовольствия? Он скажет: «Не веришь ― не надо» и обидится, т. к. подумает, что, в сущности, он мог бы обладать этой чешкой, прояви он больше энергии, и что у меня нет никаких оснований ему не верить. Вероятно, он даже успеет себя убедить в том, что сам он не захотел тратить на эту чешку время, и тем более обидится на мое неверие, предполагающее отпор с ее стороны. Мне ясна игра его соображений.

Но вот уже бульвар Пастер, два угловых кафе друг против друга, вот лицей, метро…

– Ну пока, старина, прощай…

– До скорого!

Поль удаляется направо, вниз по бульвару, вдоль лицея, к улице Лекурб, а я вхожу в обдающий меня струей тепла вход в метро.

Через три минуты синий поезд мчит меня к Монпарнасу.

3

Станция метро «Монпарнас» имеет два выхода. Беря один из них, вы попадаете на улицу Ренн, ведущую от площади того же названия к центру Парижа и р. Сене; направляясь в другой, вы выходите прямо к монпарнасскому вокзалу.

С вокзала Монпарнас можно ехать в Бретань, в Нормандию, а также в близлежащие пригороды и в Версаль. Вокзал массивен, но не слишком велик, построен он в поздне-ампировом стиле и украшен круглыми часами, римскими цифрами, отмеривающими очередную порцию времени. В воскресные дни перед вокзалом соревнуются в крикливом рвении продавцы газет крайних политических направлений: от «Юманитэ» до «Аксион Франсэз». Эти люди довольно мирно уживаются друг с другом, несмотря на различие представляемых ими политических группировок, и драки между ними бывают редко. Тут же, у входа в вокзал, расхаживает продавец воздушных шаров, и кажется, что этот тщедушный старикашка еле-еле держится на земле, готовый с минуты на минуту улететь вверх, увлекаемый своей веселой разноцветной ношей!

Весь первый этаж вокзала занят так называемым пассажем: тремя, четырьмя широкими проходами, по бокам которых расположены магазины и кинотеатр «Синеак», который показывает французскую кинохронику, сдобренную американскими мультипликационными фильмами; программа идет круглый день с утра до ночи и меняется раз в неделю, причем в среду, день смены программы, можно даже, попав на шестичасовой сеанс, увидеть две программы и вдоволь насладиться дипломатическими улыбками, мышцами чемпионов и злоключениями Микки Мауса. В витринах магазинов выставлены самопишущие ручки, при помощи электричества бесконечно выводящие вензеля своими золотыми перьями, дорогие игрушки и маленькие поезда, которые покупаются не для детей, предпочитающих читать авантюрные романы и тайком курить надушенные папиросы, а скорее для богатых отцов семейств, отдыхающих от биржи, политики или административных тягот. Дешевые часы, духи, галстуки, патефоны и радиолы, ожерелья и браслеты, маленькие «сувениры» в виде Эйфелевых башенок или значков, ― вся эта парижская дребедень притягивает иностранцев, охотно опорожняющих свои карманы для приобретения «артикль де Пари́»[690].

У входа в вокзал ― киоск с книгами и журналами, большой пестрый киоск; ― и мне всегда хочется купить все его содержимое, столько в нем интересных книг и журналов. Ничто в мире так меня не привлекает и не притягивает, как книжные магазины и газетные киоски, да еще, пожалуй, букинисты на берегах Сены.

Я поднимаюсь по широкой каменной лестнице на второй этаж вокзала. Там царит отъездная суета. Носильщики тащат в тележках сундуки и чемоданы, снуют спешащие люди, пронзительно свистят и гудят паровозы, из радио-рупора раздаются громогласные объявления отхода поездов. Повсюду расклеены афиши с видами местностей, где можно провести уик-энд или отпуск. Сейчас ― как раз начало весенне-летнего сезона, и парижане охотно уезжают из столицы во все уголки побережья, гор и долин Франции…

Я купаюсь в тревожной атмосфере отъезда, и она целиком захватывает меня. Уехать! Детская магия этого слова все еще продолжает на меня действовать. Что ж, сегодня начинается мой двухмесячный отпуск; кончена на два месяца монотонная канцелярская работа, я свободен и могу уехать, куда мне вздумается. Моего жалованья, плюс маленькой пенсии, оставшейся мне после смерти родителей, вполне хватит на путешествие и покрытие каникулярных расходов. Ехать? Конечно, но куда? Впрочем, я успею об этом подумать. Надо будет умело выбрать место, где я проведу лето, чтобы не сожалеть потом о Париже, как это было в прошлом году, когда я жил в Морэ́-на-Луэ́не.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма и дневники

Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов
Чрез лихолетие эпохи… Письма 1922–1936 годов

Письма Марины Цветаевой и Бориса Пастернака – это настоящий роман о творчестве и любви двух современников, равных по силе таланта и поэтического голоса. Они познакомились в послереволюционной Москве, но по-настоящему открыли друг друга лишь в 1922 году, когда Цветаева была уже в эмиграции, и письма на протяжении многих лет заменяли им живое общение. Десятки их стихотворений и поэм появились во многом благодаря этому удивительному разговору, который помогал каждому из них преодолевать «лихолетие эпохи».Собранные вместе, письма напоминают музыкальное произведение, мелодия и тональность которого меняется в зависимости от переживаний его исполнителей. Это песня на два голоса. Услышав ее однажды, уже невозможно забыть, как невозможно вновь и вновь не возвращаться к ней, в мир ее мыслей, эмоций и свидетельств о своем времени.

Борис Леонидович Пастернак , Е. Б. Коркина , Ирина Даниэлевна Шевеленко , Ирина Шевеленко , Марина Ивановна Цветаева

Биографии и Мемуары / Эпистолярная проза / Прочая документальная литература / Документальное
Цвет винограда. Юлия Оболенская и Константин Кандауров
Цвет винограда. Юлия Оболенская и Константин Кандауров

Книга восстанавливает в картине «серебряного века» еще одну историю человеческих чувств, движимую высоким отношением к искусству. Она началась в Крыму, в доме Волошина, где в 1913 году молодая петербургская художница Юлия Оболенская познакомилась с другом поэта и куратором московских выставок Константином Кандауровым. Соединив «души и кисти», они поддерживали и вдохновляли друг друга в творчестве, храня свою любовь, которая спасала их в труднейшее лихолетье эпохи. Об этом они мечтали написать книгу. Замысел художников воплотила историк и культуролог Лариса Алексеева. Ее увлекательный рассказ – опыт личного переживания событий тех лет, сопряженный с архивным поиском, чтением и сопоставлением писем, документов, изображений. На страницах книги читатель встретится с М. Волошиным, К. Богаевским, А. Толстым, В. Ходасевичем, М. Цветаевой, О. Мандельштамом, художниками петербургской школы Е. Н. Званцевой и другими культурными героями первой трети ХХ века.

Лариса Константиновна Алексеева

Документальная литература
Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов
Записки парижанина. Дневники, письма, литературные опыты 1941–1944 годов

«Пишите, пишите больше! Закрепляйте каждое мгновение… – всё это будет телом вашей оставленной в огромном мире бедной, бедной души», – писала совсем юная Марина Цветаева. И словно исполняя этот завет, ее сын Георгий Эфрон писал дневники, письма, составлял антологию любимых произведений. А еще пробовал свои силы в различных литературных жанрах: стихах, прозе, стилизациях, сказке. В настоящей книге эти опыты публикуются впервые.Дневники его являются продолжением опубликованных в издании «Неизвестность будущего», которые охватывали последний год жизни Марины Цветаевой. Теперь юноше предстоит одинокий путь и одинокая борьба за жизнь. Попав в эвакуацию в Ташкент, он возобновляет учебу в школе, налаживает эпистолярную связь с сестрой Ариадной, находящейся в лагере, завязывает новые знакомства. Всеми силами он стремится в Москву и осенью 1943 г. добирается до нее, поступает учиться в Литературный институт, но в середине первого курса его призывают в армию. И об этом последнем военном отрезке короткой жизни Георгия Эфрона мы узнаем из его писем к тетке, Е.Я. Эфрон.

Георгий Сергеевич Эфрон

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальное
Невозвратные дали. Дневники путешествий
Невозвратные дали. Дневники путешествий

Среди многогранного литературного наследия Анастасии Ивановны Цветаевой (1894–1993) из ее автобиографической прозы выделяются дневниковые очерки путешествий по Крыму, Эстонии, Голландии… Она писала их в последние годы жизни.В этих очерках Цветаева обращает пристальное внимание на встреченных ею людей, окружающую обстановку, интерьер или пейзаж. В ее памяти возникают стихи сестры Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама, вспоминаются лица, события и даты глубокого прошлого, уводящие в раннее детство, юность, молодость. Она обладала удивительным даром все происходящее с ней, любые впечатления «фотографировать» пером, оттого повествование ее яркое, самобытное, живое.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Анастасия Ивановна Цветаева

Биографии и Мемуары / География, путевые заметки / Документальное

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное / Документальная литература