Записки простодушного. Жизнь в Москве

Родилась 12-го июня 1964-го. Очень рано начала ходить, говорить и даже учить окружающих жить. Ей было ровно два года, когда в Воткинске она поучала десятимесячную сестрёнку Наташу: «Нататенька, не ползай!».

Засыпала быстро, при электрическом свете, без всяких укачиваний (на это у нас и времени не было), только просила маму: Тётю и пато́тик (соску и платочек — на глаза), Ты чашто-чашто ко мне приходи. Жили мы все в одной комнате, другую сдавали жильцам, чтобы выплачивать кредит за жильё. По утрам нередко Оля призывала вставать заспавшихся родителей, очень спокойно повторяя без конца: Тява́ть… Тявать… Тявать…

Мать Светлана моет двухлетнюю Олю. Положила руку на бортик ванны. «Мама, убалú ýку».

Рассерженная Светлана кричит: «Никудышка!» — «Нет, кудышка! Нет, кудышка!».

Любит подшутить над родителями, но не прочь и поприбедняться. Вот ни с того ни с сего, пригорюнившись, опирается на пухлую ручку: «Раньше (пауза) вы меня любили, а теперь (пауза) ниско-олько не любите!».

На прогулке долго смотрит, как дворник громадной деревянной лопатой счищает снег. «Нет, таких лопат не бывает!» — поворачивается и решительно уходит.

На вопрос матери: «Вы гуляли сегодня с тётей Полей?» отвечает: «Как тебе сказать?» — «Так и скажи, как было» — «Нет, не гуляли. Некогда было».

Крутится на кухне. Руки, всё платьице в муке. Очень собой довольна: «Вот как я маме мамагаю!».

(4 года): — Посмотри, как собака тараторит ножками!

Оля и Андрей (да и я сам) очень любили игры с перевоплощениями. Кем только я не был! Капитаном (а она — юнга Оль), пиратом, золотоискателем, медведем Михаилом Иваны-чем с его баловниками — медвежатами Мишуткой и Машут-кой, добродушным голландцем Кирхгофеном (Оля учила его русскому языку).

Был у нас на удивление трусливый лев. На предложения что-то сделать неизменно отвечал: «Боюся!». Оля его увещевала: «Лев, не бойся! Ты же царь зверей, ты всех сильнее». А он своё: «Боюся».

Даже вещи оживали. Вот плед ворчит: «Немедленно укройтесь мной, иначе вы простудитесь и тут же умрёте. Это говорю я, Плед!».

Какой-то надменный немецкий барон послал Оле вызов на дуэль: «Вы искоса и свысока посмотрели на мою собаку, несомненно, желая тем оскорбить меня самого́». Она с большим достоинством ответила, что готова принять вызов, но считает всё это недоразумением: «Как же иначе я могла посмотреть на вашу собаку, если она такая маленькая? Только искоса и свысока».

Был я не только Дедом-Морозом, но и Бабой Ягой.

В шутливой сценке я играю роль Бабы Яги, пою:

А я — Баба Яга, очень-очень добрая,
А я — Баба Яга, очень-очень славная.
Я всех мальчиков съем и всех девочек съем.
Вот какая добрая, вот какая славная.

И добавляю мечтательно: Да, люблю я детей, особенно в меру упитанных…

Оля горячо возражает: «Нет, нет! Любят, это когда обнима-ают, целовают!».

Как многие мужчины, я больше хотел, чтобы первый ребёнок был мальчиком, и это проявилось, видимо, в нашей с дочкой Олей любимой игре: она — юнга Оль, я — Капитан. Ну, к примеру: Юнга Оль, нет ли поблизости пиратов? — Капитан, они окружают нас! — Полный вперёд!