Записки простодушного. Жизнь в Москве

Об одном случае я уже писал. В Воткинске у дяди Вани был здоровенный злющий пёс Громко (прозванный так за громкий лай). Я решил приручить его. Понимая, что путь к сердцу пса (как и к сердцу мужчины) лежит через желудок, я запасся аппетитными косточками и во всеоружии отправился под сарай к Громку. К моим первым шагам в запретной зоне сидящий на цепи Громко отнёсся с полным пониманием, благосклонно поглядывал на меня, облизываясь и помахивая хвостом. Потом, не чинясь, с урчаньем принялся за моё скромное угощенье.

И тут я совершил грубую ошибку: для закрепления нашей нерушимой дружбы стал его гладить (это во время еды-то!). Естественно, он меня цапнул, и хорошо цапнул: с обеих сторон ладонь была прокушена почти до кости.

Мы тогда (5-й класс) проходили в школе «Историю Древнего мира», и я, памятуя о мальчике-спартанце, который на уроке мужественно, без стона терпел, когда спрятанный под его рубашкой лисёнок выгрызает ему внутренности, тоже вёл себя мужественно. Подойдя к тёте Толе (Евстолия), я, пряча за спину руку, из которой капала кровь, попросил у неё йод. — А зачем тебе? — Да кровь идёт немножко. — Почему? — Да Громко немножко укусил! — Покажи! Показывай, показывай! И увидев окровавленную ладонь, суматошно закричала дочкам: — Ой-хой-хой! Девки! Тайка! Нюрка! Быстрее, воду, йод, тряпку какую-нибудь!

Другой случай отделён от первого многими десятилетиями и произошёл в Москве.

Однажды я засиделся допоздна у Коли Перцова и его милой жены Наташи (замечательного исследователя творчества Велимира Хлебникова). Остался ночевать. Рано утром хозяева куда-то ушли. Проснувшись, я стал собираться на работу. Хозяйская овчарка, хотя у меня с ней было буквально шапочное знакомство, с большим вниманием сопровождала меня, когда я шёл в туалет, умывался и т. д. Но когда я приблизился к входной двери, она грозно зарычала и оскалила зубы, убедительно показывая, что она не в силах со мной расстаться до возвращения хозяев. Потом она позволила мне ходить по квартире, даже чай вскипятить, но рычала, когда я пытался её погладить. На морде было написано: «Пожалуйста, без панибратства!».

Постоянными и полноправными членами нашей семьи были кошки — Сеня, Пудя, Бася. И у каждой — свой характер. Пудя, в отличие от других своих сородичей, не выносила мух. Увидев сидящую на стене муху, пыталась до неё дотянуться и издавала какие-то совершенно не кошачьи звуки: «пфа-пфа-пфа!». Сеня был вороват, «на лапу не чист». Прокрался на кухню, где на столе и на полу на досках лежали рядами готовые для варки пельмени с мясом или с капустой. «Тут дух мясной кота остановил. Котишка чует дух, котишку дух пленил». Беднягу преследовали неудачи (видать, не с той лапы утром встал). Кусанул один пельмень — тьфу, с капустой, другой — тоже с капустой! А тут и мы появились, и он с визгом (нашим!) покинул кухню.

Тёплая дружба связывала нас и с соседским котищей Васей, которого мы называли Маркизом — за важность и внутреннее достоинство. Помню, сидит он на стуле, свесив большой пушистый хвост. Глупенькая Пудя стала играть его хвостом. «Маркиз» не убрал хвост, не обозлился, даже не зашипел на глупого детёныша, а просто поднял над Пудей когтистую лапу, и она поняла намёк, убежала. А то ещё слышим — звонок в дверь. Открываем — стоит важный, строгий Маркиз (кто-то позвонил, думая, что это наш кот). Не погнушался нашим скромным угощеньем, потом лёг ко мне на грудь — мы с дочкой Олей читали на диване. Прямо символ спокойствия и домашнего уюта. Вдруг вскочил, уставился на часы у нашего изголовья и решительно направился к двери. Мы даже стихи тогда сочинили, с концовкой:

На часы взглянул: «Пора!»
И ушёл он со двора.

Сколько радости приносят кошки «и большим, и детям»! Эти независимые животные очень полезны для детей, привыкших к тому, что все в доме — их слуги. А кошки ставят детей (да и взрослых) на место, «ходят сами по себе», вырываются, если наши «телячьи нежности» им надоели. Помню случай, когда кот Сеня сильно, до крови цапнул дочку Олю по щеке. Светлана, всегда терявшая голову в необычных ситуациях, крикнула и без того напуганной Оле: «В лучшем случае ты останешься уродом на всю жизнь!». Но всё обошлось.