Записки старика

Вместе с постепенным уничтожением унии шло и обрусение страны. Администрация и судопроизводство подчинились общему своду законов, а учебный Виленский округ был переименован в Белорусский с местопребыванием попечителя в Витебске. Учителя были почти все переменены вновь приехавшими из Московского университета и из Петербургского педагогического института. В числе первых резко выдались пред прочими братья Чистяковы, Василий[131] и Михаил[132] Борисовичи, как честные люди и опытные педагоги. Они только и были достойными преемниками своих предшественников и нисколько не походили потом на присылаемых обрусителей.

VI

В конце 1830 года очень неприятные вести стали приходить в Витебск с востока. Московская почта привозила письма, поколотые насквозь, и то промоченные какою-то жидкостью, то закопченные каким-то куревом. Холера путем тараканов и пасюков из Индии чрез Персию, где она сильно проредила народонаселение, перешла в Россию и остановилась на зимней квартире в Москве, где едва-едва не произвела избиения врачей и младенцев их – студентов без различи посещаемых ими факультетов. Весь медицинский персонал очутился в осадном положении. К охране университета приставлены были две роты солдат. Один только профессор Мудров, лечивший ожирелых и отупелых замоскворецких и рядских купцов святою водицею, строгим постом без разрешение на вино и елей и сотнями поклонов при ежедневных молебнах у часовни Иверской Божьей Матери, с пешим хождением туда и обратно был не только вне всякой опасности, но достиг даже высшей кульминационной точки своей славы. Пред его домом толпился народ тысячами, превознося его похвалами и взывая: «Помоги, отец родной!» На улицах выпрягали ему лошадей и то возили его, впрягшись сами, то носили его на руках по лестницам вверх и вниз. Сам он после рассказывал про эти овации на лекциях в виде наставления, как следует прилагать научные сведения к практике при разных условиях жизни.

Весною 31 года холера была уже в Смоленске. Здесь отличился удачным лечением ее один мещанин (кажется, дорогобужский), некто Хлебников, получивший диплом из медицинского департамента на свободную практику во всех местах, охваченных эпидемиею. Способ лечения у него был какой-то индейский. Он состоял: во 1) из приложения к животу компресса, смоченного прямо в кипятке; во 2) в растирании членов во время судорог твердыми сапожными щетками, смоченными в спиртовом настое стручкового перца; и в 3) в учащенном приеме внутрь по грану опиума в порошке и запивании его холодным крепким чаем.

В конце июня явились первые заболевания холерою в Витебске, и сейчас же за ними явился и Хлебников, способ лечения которого вскоре был принят всеми врачами города, не исключая и самого знаменитого фон Гюбенталя, написавшего потом много вздора о холере, а на деле лечившего ее все-таки а la Khlebnikoff[133].

Город был разделен на участки, и к каждому участку приставлен один надзиратель из местных жителей и один врач. За пределами города устроены две больницы, а на Песковатике выкопаны огромнейшие ямы для погребения, отдельно христиан, отдельно – евреев. По ночам трупы заливались в ямах раствором известки, а по наполнении засыпались землею и обливались тем же раствором. Врачебная управа предписала жителям запастись хлорною водою, которая должна была стоять налитою на тарелки в каждой комнате, и спиртовым настоем стручкового перца для втирания при судорогах. Дом, в котором оказывалось заболевание, сейчас же оцеплялся стражею, и ни входа, ни выхода из него не дозволялось никому. Вот какие санитарные предосторожности были приняты на встречу грозной гостьи. Хлебников, ходивший постоянно с раскуренною трубкою, советовал от себя всем здоровым курение табаку и употребление рюмки водки после принятия пищи.

Холера посещала тогда Европу в первый раз и как бы для устрашения ее свирепствовала неимоверно. Большею частью она поражала так быстро, что времени на какое бы то ни было лечение ее не хватало. Это был вид ее Cholera fulgurans, и в самом деле, двух-трех часов достаточно было, чтобы крепко сложенный и здоровенный человек был бездыханным трупом. Встречался я потом с этою же эпидемиею в Смоленске и в Москве, но тогда она была сравнительно очень слаба. Чаще всего прежде проявлялась холериною и в конце переходила в тиф. На все это ей нужно было несколько дней – ничего подобного не было в первый ее визит.

Часов в 11 утра я встретил на улице помещика Богдановича, месяца два или три пред тем женившегося на знакомой мне девице. Он пригласил меня к себе, я зашел к ним, мы закусили и поболтали весело. Часа в 4 пополудни г-жа Богданович известила уже меня, что муж ее умер. В другой раз по тротуару впереди меня шел жандарм с какою-то официальною бумагою к генерал-губернатору, вдруг упал и стал метаться в судорогах. Пакет у него сейчас же взяли и отправили по адресу, а его взвалили на плечи и повезли за город в больницу, но туда доставлен был уже труп, который свезли на Песковатик.