Записки старого казака. Пластуны на Лабинской линии

Глава XXXIII. НАБИС-ОЛСУН

(Фатализм ислама в коране гласит: «Набис-олсун!» «да совершится судьба!» Это изречение корана, повторяемое не в одной его суре, т. е. главе, подтверждает, что предопределенного аллахом при самом рождении каждому человеку ни отвратить, ни избежать нельзя, что оно непреложно должно совершиться. И предопределенное так неизбежно, как невозможно смертному в этой жизни узнать сотое имя аллаха.)

Перед праздником Рождества, летучий отряд быстро возвращался на линию.

Холодно, небо ясно, солнце подымалось все выше и выше из-за вершин векового леса Черных гор, золотя горизонт и бросая косвенные лучи на обширные равнины, покрытые снегом и инеем.

Чудная кавказская природа являет во всякое время года очаровательные картины. Даже суровая зима имеет дивную своеобразную прелесть. Блестящий снег часто превращает горы и долины в беломраморные пейзажи. Среди этой метаморфозы, запоздалый «на разведке» джигит-горец, или казак-пластун, возвращается домой; конь его, папаха и бурка, покрытые снегом, холодят путника; в мыслях его светится вдали отрадный огонек родного очага близ Белой или за Лабой, в ауле или в станице. Огонь манит к себе теплом и светом, а дым, выходящий густыми клубами из трубы, показывает, что ждут путника в родной семье.

Но увидит ли он свою семью?

Зачастую пустынная сцена оживляется; эхо повторяет выстрелы, гик охотников за вражьей кровью и лай собак-ищеек, напавших на свежую сакму врага. Испуганный как лань он выскакивает из чащи, несется с трепетом через поляну и исчезает в противоположном лесу. За ним мчатся чуткие псы и их хозяева; все они летят с быстротою вихря и также теряются в лесу, куда скрылся беглец…

На обширных равнинах, покрытых зарослями, и среди горных ущелий опять воцаряется мертвое молчание, прерываемое только однообразным завыванием совы, да воем шакала.

Такие картины нередко встречались за Лабой, на всем том пространстве, где жили горцы. Но это отдельные эпизоды из вседневной, будничной жизни на передовой линии. Ту же самую пустынную тишину часто тревожили летучие отряды, несшиеся как тени в ночной туманной мгле. Вот они быстро исчезают, переходя равнину, едва оставляя на ней след; с ними мчатся рука об руку смерть и истребление… За этим призрачным явлением наступает грозная действительность: вставшее из-за гор солнце кротко озаряет картину гибели. Там далеко, далеко, эхо перекатом, словно злой горный дух, грохочет и повторяет, замирая вдали, выстрелы орудий, ружейную частую дробь, слившуюся с победным криком, отчаянной мольбой и проклятьем…

Летучий отряд, в составе восьми сотен казаков, четырех конных орудий № 13 казачьей батареи, при восьми конно-ракетных станках, под командой начальника правого фланга, генерала Евдокимова, перейдя проток Малой Лабы, остановился на растах. Внезапный, быстрый набег на аул, хутора и коши князя Магомеда Херписова вполне удался; добычи и пленных захвачено много, что вызывало веселый гул говора отряда, державшего путь по снежному ковру раздольной долины, стлавшейся к Лабе.

Аул князя Херписова исчезал летом в деревьях, как гнездо в зелени; зимою, теряя свой зеленый плащ, он открывался издали.

Замерзшая речка Агиш, освещенная полной луной и первым проблесков зари, выдавалась серебряной лентой с двойным светом; на противоположном берегу виднелись сакли, то скучившиеся как стадо баранов, то разбросанные неправильными линиями вдоль речки, или лепившиеся, будто гнезда ласточек. По исполинским уступам каменной гряды, по ущельям которых валил густой серый туман, охваченный, как оковами, холодным утренником. Стая диких голубей вилась над аулом; дым, лениво выходя из труб, густым слоем вздымался в морозной атмосфере; стада тянулись, понуря головы, к кошам; огромный арбяной воз с сеном медленно тащился вслед за ними. Животные и люди спешили избавиться от ночного холода и согреться живительными лучами восходящего солнца, которое величаво поднималось полным диском из-за горной гряды.