Записки старого казака. Пластуны на Лабинской линии

– Нет! прошу тебя, позволь: иначе я умру от страха за тебя. Мне несколько дней снится, что нас разлучает Джабраил (т. е. архангел Гавриил), и всякий раз он уносит меня, грозя тебе своей шашкой. О, тебя убьют! мы не увидимся больше! я это предчувствую! мне такой же сон снился, когда убили отца, мать и братьев… – И слезы хлынули потоком за этими словами.

Чтобы утешить и успокоить дорогое для меня существо, я сказал: «Хорошо, Зина, ты можешь быть в отряде и будешь моим нукером». Надо было видеть детский восторг своенравного ребенка. Она всхлопоталась так, что мы без смеха не могли смотреть на ее сборы и, конечно, каждый из нас хорошо знал, что каприз не будет иметь последствий и останется капризом дома. Но не так случилось.

Еще солнце стояло высоко; отряд, выстроившийся за станицей в боевом порядке, готов был к движению. Вскоре наш молодцеватый начальник линии соколом облетел стройные ряды испытанных в боях молодцов, и, по его команде, отряд, быстро вытянувшись в линию, тронулся в путь.

Так мы отошли от станицы версты две-три вверх по Лабе, в направлении к Ахмыловскому посту.

В это время сверкнул огонь с угловой башни поста, и густой дым закрыл завесой батарею. Отгрянув гулом единорожного выстрела, эхо помчалось по Лабе, неся тревожную весть линии.

Быстро отделилась от пехоты и обоза вся кавалерия, с конными орудиями и ракетами, и помчалась стрелой на выстрел. Тревога оказалась фальшивой. Прискакавший с поста донец доложил В-му, что с вышки была замечена значительная партия на реке Ходзе, но что она повернула обратно, вероятно увидав с высот наш отряд. Мы остановились. В-кий приказал спешиться, в ожидании пехоты, двигавшейся за нами верстах в пяти.

Бурки были разостланы в стороне от дороги на ковре богатой кавказской флоры, и мы невольно увлеклись великолепной и необычайной картиной дивного заката солнца. На горизонте поднималась дуга светло-оранжевого цвета и другая золотистая, потом еще одна, светло-золотистого цвета, превращавшаяся в темно-синюю. Посреди этой радуги солнце бросало последние лучи на роскошную природу. На юго-западе рисовались силуэты Черных Гор, облитые фантасмагорическими переливами теней и необычайного света, а за ними снежный хребет рельефно выдавался грядою на ярко-синевшем небе. Человеческий язык слишком беден, чтоб описать гармонию и красоту величественной картины, чудеса которой сменяются быстро одни другими.

После заката солнца, настает тотчас же ночь. На горизонте вдруг является зодиакальный свет; горы одеваются розовым отливом, вода в Лабе принимает лиловый цвет. Через четверть часа феномен исчез, и луна бледным светом озарила окрестность, одевая всю природу в саван.

Прошло около часа, как пехота присоединилась к нам; но мы все еще стояли на одном месте. Не обаятельная картина природы задержала нас, а прискакавший нарочный от начальника фланга. Генерал Евдокимов, одобряя намерение и цель начальника линии, вместе с тем уведомлял, что и он, вслед за нами, выступит из Прочного Окопа, также со значительным отрядом и направится против центра Лабы на Белую, вниз по ее течению, для той же цели. Но он требовал точных дислокационных сведений о войсках, находящихся на линии, с обозначением, где и какая часть расположена, со строевым ее списком. Требуемые сведения были так важны по своей точности для передовой линии и для фланга, что малейшая в них неверность могла не только вовлечь в заблуждение, но и причинить существенный вред. Вот почему прошло более двух часов, пока нарочный поскакал обратно.