Записки театральной крысы [старая орфография]

— Гд же онъ теперь? — спросилъ драматургъ.

— Богъ его знаетъ, гд. Въ прошлом году держалъ Воронежъ.

Драматургъ неопредленно хмыкнулъ и спросилъ:

— Прочли мою пьесу?

— Прочелъ; только, знаете, не вижу, кого мн тамъ играть.

— Какъ кого? Князя Арнаутскаго.

Актеръ повернулся на стул такъ, что стулъ застоналъ.

— Арна-ут-скаго? Да вдь это эпизодическая роль. Какъ же мн ее играть? Типичная вторая роль.

— Милый, ради Бога! Если вы возьмете Арнаутскаго — пьеса прелестно расходится.

— Да что вы, батенька! Я еще не сошелъ съ ума. Тамъ вдь длать нечего.

Драматургъ вскочилъ и обнялъ актера за шею.

— Вамъ? Нечего? Да вдь вы изъ двухъ словъ перлъ создадите! Опомнитесь! Вы создадите типъ, который останется въ вкахъ. О, Боже мой! Всякая бездарность можетъ провалить и хорошую роль, но создать изъ малоблагодарной роли живое лицо — это удлъ немногихъ, скажу прямо: это вашъ удлъ! А, конечно, если дать Загарину — онъ вдь всю пьесу загубитъ.

Актеръ, успокоясь, кивнулъ головой.

— Загаринъ погубитъ.

— Погубитъ?! Онъ не только погубитъ, онъ мн все мое литературное имя въ грязь втопчетъ. А вы думаете, ее Симбирскому можно дать?! Воображаю.

— Да ужъ… Симбирскій, — пробормоталъ актеръ, кладя синюю краску около вкъ. — Поручите ему; не обрадуетесь.

— Вотъ то то и оно. Единственный есть талантливый человкъ, который… кстати, вы имете послднюю книгу моихъ разсказовъ?

— Нтъ.

— Позвольте вамъ поднести ее; я напишу: «брилліанту, лучи котораго не только ослпляютъ, но и восхищаютъ, обаятельному могикану нашей сцены»…

— Напишите «ветерану».

— Напишу — ветерану. А знаете, это даже лучше. Однако, что значитъ чуткій культурный человкъ! Онъ сразу можетъ найти нужное слово… Какъ вы думаете играть Арнаутскаго? Молодящимся старичкомъ? Или?..

Актеръ подперъ подбородокъ рукой и задумался:

— Гм!.. Нтъ, лучше я сыграю его человкомъ среднихъ лтъ съ налетомъ какой-то душевной усталости.

— Какъ? Усталости! Именно усталости! Это именно то слово, которое я искалъ.

…………………………………………

ДАННЫЯ ДЛЯ УСПХА

Недавно, на премьер въ одномъ изъ театровъ (случайно, въ этотъ день шла моя пьеса) я встртился въ первомъ антракт у буфета съ рецензентомъ газеты «Голосъ Эртелева переулка».

— Ну, какъ вы? — осторожно освдомился я.

— Я ничего, — пожалъ онъ плечами. — Вы какъ?

— Что намъ длается, — неопредленно замтилъ я.

— Такое дло ужъ ваше драматическое, — разсянно покачалъ онъ головой. — Какъ говорится: и не довернешься бьютъ, и перевернешься бьютъ.

— То есть?

— Вообще.

— Гм!..

— Вотъ вамъ и — гм!..

Мы скосили глаза и посмотрли другъ на друга.

— Какъ вамъ нравится моя пьеса?

— Пьеска? Какъ вамъ сказать… Я не имю никакихъ данныхъ утверждать, что пьеса хороша.

— То есть, значитъ, пьеса плоха? — огорченно вздохнулъ я.

— Я этого не говорю, но у меня нтъ данныхъ утверждать, что пьеса хороша.

— Понимаю! Вы просто находите пьесу средней.

Онъ пронзительно взглянулъ на меня.

— Я не имю даже данныхъ находить ее средней. Понимаете: не имю данныхъ.

— А если бы вы имли данныя?

— О, тогда другое дло! Вы сами понимаете: если я имю данныя находить вашу пьесу хорошей, то съ моей стороны было бы недобросовстно ругать ее.

— Я бы хотлъ, чтобы вы имли данныя.

— Поврьте — я не мене.

— Мы помолчали.

— Кстати, о Чехов, — спохватился я. — Вы вдь знали покойника?

— Зналъ…

— Представьте, какая досада: нсколько лтъ тому назадъ я одолжилъ у него пятьдесятъ рублей и все не могъ собраться отдать. Теперь у меня и деньги есть, и желаніе отдать…

— Хорошо, — съ безыскусственной простотой согласился рецензентъ, — я передамъ ему.

— Ну, вотъ и прекрасно. Съ моей души камень снимите. Вотъ-съ… ровно пятьдесятъ.

— Позвольте, позвольте, — призадумался онъ. — Помнится мн, покойникъ Антонъ Павлычъ часто говаривалъ, что вы ему задолжали сто рублей.

— Ахъ, вдь и врно, — всплеснулъ я руками! — Только видите-ли… хотя я и бралъ у него сто, но однажды двадцать пять ему вернулъ. Онъ, вроятно, это запамятовалъ.

— Ну, ладно, — махнулъ рукой рецензентъ. — Передамъ 75.

— Очень обяжете.

Онъ услся на диванчикъ; поболталъ ногой и сказалъ, разсматривая потолокъ:

— А то у насъ и Вечерняя газета есть. Тоже газета.

— Ну, какая же эта газета. Вдь ее никто не читаетъ, — улыбнулся я.

— Кому надо — прочтутъ.

— Надюсь, что эта газета найдетъ мою пьесу сносной.

— Газета не иметъ для этого данныхъ!

— Ну, много ли нужно для этой газеты данныхъ?

— Да, положимъ, немного. Газетка маленькая — короче воробьинаго носа. И данныя, чтобы найти пьесу хорошей, соотвтственныя.

— Охъ, печать, печать! — вздохнулъ я.

Онъ подтвердилъ:

— Да-съ. Шестая часть свта. Пресса.

— Да-а. Именно — пресса. Не даромъ въ послднемъ слог дв буквы «с» рядомъ.

Онъ отодвинулся.

— Что вы хотите этимъ сказать?

— Не обижайтесь, ничего. Я пошутилъ.

— Я еще не имю данныхъ, чтобы выслушивать такія шутки!

Онъ отвернулся и замолчалъ.

Я засунулъ руку въ боковой карманъ, вынулъ изъ бумажника красную бумажку и положилъ ее на полъ.

Онъ нагнулся.

— Что это такое?

— Собачка. Не правда ли, премиленькая?

— Ничего. Мала только очень. Какой породы?

— Борзой щенокъ. Хотите, подарю?