Записки театральной крысы [старая орфография]

— Если бы ты зналъ, что такое животный магнетизмъ, происходяшій съ помощью электрическихъ волнъ — ты бы не разговаривалъ. А телефонъ, по которому говоритъ твой слонъ, тоже изъ чего состоитъ? Изъ электричества.

— Онъ не мой слонъ. Можешь самъ его на шею себ повсить!

Незначительному человку жарко, душно и обидно, а противникъ его спокоенъ. Живется ему, очевидно, легко. Все понято, все объяснено, безпокоиться не о чемъ.

Кажется, въ глубин души я ему немного завидую.

* * *

Въ седьмомъ ряду сидлъ молодой господинъ въ зеленой шляп, блыхъ перчаткахъ и клтчатыхъ брюкахъ… Пріхалъ онъ вчера изъ Елабуги и, поэтому, робко озирался при всякомъ новомъ появленіи зрителя одного съ нимъ ряда, а при вид суетившагося капельдинера, въ десятый разъ засовывалъ пальцы въ жилетный карманъ, съ цлью убдиться, не утерянъ ли купленный имъ билетъ?

Въ Елабуг молодой господинъ велъ себя очень нравственно, а, пріхавши въ Петербургъ, ршилъ вести себя безнравственно и сегодня предполагалъ окунуться въ омутъ столичнаго разврата, на что отложилъ изъ оставшихся на обратную дорогу 14 рублей.

— Я думаю, хватитъ, — размышлялъ молодой господинъ, причемъ сердце его замирало отъ предчувствія неизвданныхъ, гршныхъ наслажденій. — Выберу какую-нибудь хорошенькую изъ пвицъ, угощу скромнымъ ужиномъ, а потомь увезу къ себ.

На сцен акробаты влзали одинъ другому на голову и лазили въ такомъ вид по лстницамъ, а молодой господинъ изъ Елабуги, не смотря на нихъ, разсуждалъ такъ:

— Ужинъ: два блюда и полбутылки вина краснаго, скажемъ, два рубля… Двугривенный лакею на чай, да рубль на извозчика, когда подемъ ко мн — останется еще 80 копекъ на разные непредвиднные расходы. Десять же рублей ей за наслажденія ея любовью. Должно хватитъ.

Когда танцовали негръ и негритянка, молодой человкъ, полный гршныхъ размышленій, подумалъ:

— А что, если ее пригласить ужинать?

Но, увидвъ, какъ яростно негръ болталъ ногами и размахивалъ головой, подумалъ, что негръ этотъ злой и, узнавъ о его намреніи, поколотитъ испорченнаго молодого человка…

Потомъ стали выходить другія пвицы и ему многія нравились…

Испанка заставила своей наружностью и танцами сладко сжаться сердце молодого господина, но онъ подумалъ, что она слишкомъ недоступна и остановилъ свой выборъ на какой-то француженк съ голой блой грудью и шикарной походкой.

Когда она удалилась, пропвши свои номера, молодой господинъ всталъ и, выйдя, ршилъ выждать ея появленія въ садъ.

Скоро она вылетла, шумя юбкой, въ чудовищной шляп, выставляя задорную ногу въ чулк блдно-розоваго цвта.

— Здравствуйте, барышня, — несмло привтствовалъ ее господинъ изъ Елабуги.

— Трастуте! Што ви катите?

Зная, что нужно быть игривымъ, молодой человкъ захихикалъ въ руку и похлопалъ пвицу по груди.

— Ну, какъ вы поживаете? Пойдемъ ужинать.

— О, зъ удовольстьемъ! — сказала весело пвица, беря его подъ руку. — Ведить меня на террасъ.

И они услись за столикомъ и молодой человкъ, пока она просматривала карточку, вновь проврилъ себя:

— Ужинъ — 2 рубля, лакею и на извозчика — 1 рубль 20 копекъ, непредвиднные расходы — 80 копекъ и ей завтра утромъ 10 рублей. Хватитъ.

— Шеловкъ! — командовала француженка. — Бутылку Мутонъ-Ротшильдъ, котлеты даньенъ, спаржа и сернистой икры одинъ порцій. А што ти вибираешь, милый?

Молодой господинъ изъ Елабуги, взялъ, улыбаясь, карточку, но сейчасъ же поблднлъ и покачнулся.

Онъ долго думалъ что-то, перелистывая карточку и шепча какія-то цифры, и потомъ костенющимъ языкомъ спросилъ лакея:

— А что… у васъ… хорошо длаютъ битки по-казацки?

Когда ему подали битки, онъ, обжигаясь, сълъ ихъ и, вынувъ кошелекъ, подозвалъ лакея.

— Здсь, вроятно, 13 рублей 30 копекъ.

— Такъ точно-съ. Ровно 13 рублей 30 копекъ.

— Вотъ получите, пожалуйста. Я, видите ли, долженъ сейчасъ пойти къ знакомому одному… тутъ близко живетъ… чиновникъ контрольной палаты… брюнетъ такой. А ты, милая, подожди. Я сейчасъ приду и тогда выпьемъ шампанскаго… бутылки четыре!

Молодой господинъ, съежившись, вышелъ изъ сада и пошелъ домой, въ номера на Лиговк, разспрашивая у городовыхъ дорогу…

* * *

Ничто не доставляетъ мн такого удовольствія, какъ выходъ русской шансонетной пвицы.

Она вылетаетъ на сцену какъ-то бокомъ на прямыхъ негнущихся ногахъ, и пока оркестръ играетъ ритурнель — длаетъ слдующее: взглянетъ въ потолокъ, потомъ большимъ пальцемъ руки поправитъ спустившуюся съ плеча ленточку, замняющую рукавъ, а потомъ поглядитъ въ зрительный залъ и кому-то кивнетъ головой.

Кому? Тотъ столикъ, которому она кивнула, пустъ, но у нея есть свой разсчетъ: подчеркнуть публик, что гд-то въ зал у нея есть поклонникъ, бросающій на нее тысячи, и что она не такая ужъ замухрышка, какъ нкоторые думаютъ.

Поетъ она хладнокровно, — бережно сохраняя темпераментъ для личной жизни.

Вс русскіе шансонетные куплеты на одинъ ладъ: или «мама ей скрипку подарила, которую она берегла, пока не явился музыкантъ», или она «хорошая наздница и, поэтому, предпочитаетъ всему хлыстъ». Символы мняются: вмсто хлыста, она прославляетъ аэропланъ, пишущую машину или массажъ.