Записки театральной крысы [старая орфография]

Я видлъ катающихся въ Луна-Парк: мрачно, страдальчески сдвинутыя брови, отчаянныя лица людей, которые ршили путемъ катанья на колес порвать нить надовшей жизни, стоны и охи, когда колесо разбросаетъ въ разныя стороны всю эту кучу скучающего человческаго мяса.

Не то въ Народномъ Дом. Прежде всего, здсь на «чертовомъ колес» катаются титаны, выкованные изъ желза. Не успетъ колесо остановиться, какъ на него со всхъ сторонъ, подобно лавин обрушиваются чековческія тла; со всего размаха, съ трескомъ и хрустомъ костей бросается веселящійся русскій народъ на деревянное колесо. Въ одну минуту образуется живая гора изъ перепутавшихся рукъ; ногъ, головъ…

— Вжжж!.. — вертится колесо — и вся эта живая гора, какъ щепки со страшнымъ стукомъ, громомъ и грохотомъ разбрасывается въ разныя стороны.

— Крпко нынче стали людей длать, — задумчиво сказалъ Мифасовъ, глядя на мальчишку, который, сдлавъ двухаршинный прыжокъ и, шлепнувшись животомъ о деревянный полъ, вдругъ завертлся вмст съ колесомъ, вылетлъ на барьеръ, ударился объ него головой и дико захохотал, не обращая вниманія на то, что какой-то рыжій мужикъ топчетъ каблучищемъ сапога его грязную рученку.

Весело, чортъ возьми. И никто ни на кого не обижается.

Наконецъ-то бдный, безправный русскій народъ достигъ идеала своей національной игры: мала куча — крыши нту.

На особой эстрад — танцы. Здсь, въ Народномъ Дом — танцы — священнодйствіе. У всхъ серьезныя, углубленныя и какъ-то внутренно просвтленныя лица.

Кухарки отплясываютъ съ благоговйнымъ выраженіемъ огрубвшаго у плиты лица. Модистки танцуютъ съ опредленнымъ убжденіемъ, что это не шутки, не игрушки, и что громкій голосъ или смхъ — звучалъ бы въ данномъ случа кощунственно.

Мы долго не сводили глазъ съ военнаго писаря, который думалъ, что онъ Нижинскій, — и танцовалъ такъ, будто бы весь свтскій, административный и дипломатическій міръ Парижа собрался полюбоваться на него. Мы видли писаря, разочарованнаго аристократа, который танцовалъ, еле-еле шевеля ногами, и которому все надоло: и этотъ блескъ, шумъ и, вообще, вся эта утомительная свтская жизнь. Мы видли какого-то восторженнаго человка, съ глазами, поднятыми молитвенно къ небу.

Онъ прикасался къ дам кончиками пальцевъ, нжно переставлялъ искривленные портняжной работой ноги, а взоръ его купался въ высот, и онъ видлъ тамъ ангеловъ.

Мы видли высокаго нескладнаго молодого человка со множествомъ веснушекъ, но за то безъ всякихъ бровей и рсницъ; этотъ молодой человкъ работалъ ногами такъ, какъ не можетъ работать поденщикъ; это усердіе свойственно только сдльнымъ рабочимъ. Про него Крысаковъ сказалъ:

— Вотъ типичный клеркъ маленькой банкирской конторы.

Впрочемъ, черезъ пять минутъ «клеркъ» сказалъ своей дам:

— Вотъ какъ за цлый-то день молоткомъ намахаешься — такъ на вашу тяжесть мн наплевать.

— Видишь, — сказалъ Мифасовъ Крысакову. — Это молотобоецъ, а ты говоришь — клеркъ.

— Ну, это еще вопросъ, — нахально пожалъ плечами Крысаковъ. — Можетъ быть, онъ въ банкирской контор вбивалъ молоткомъ какіе нибудь гвозди для плакатовъ и діаграммъ биржевыхъ сдлокъ.

Уходя, мы насолили Крысакову въ отплату за его развязность — какъ могли. Именно, пробираясь сквозь толпу впереди Крысакова, Мифасовъ говорилъ вполголоса:

— Пожалуйста, господа, дайте дорогу. Сзади меня опасный сумасшедшій, не надо его злить. Онъ только что выписался изъ больницы, и снова ему плохо. Осторожнй, господа!..

Когда мы вышли на улицу, Крысаковъ сказалъ:

— Замтили, какъ весь народъ смотрлъ на меня? Они чувствовали во мн «своего» человка, знающаго ихъ бытъ, привычки, языкъ и весь, вообще, укладъ.

ЧЕМПІОНАТЪ БОРЬБЫ (Очеркъ)

У устроителей чемпіоната есть только одна цль, одна мысль — какъ можно больше растянуть время, назначенное для борьбы: каждый день часа на два. Если-бы устроители объ этомъ не заботились, то вс пары переборолись бы въ одинъ вечеръ.

Мы знали одного очень симпатичнаго, но слабаго, хилаго атлета, видъ котораго возбуждалъ всеобщую жалость и сочувствіе. Его впалая грудь, худые бока и изможденное лицо наводили многихъ на христіанскую мысль — опредлить его въ санаторію, но какъ-то тутъ случилось, что опредлился онъ въ чемпіонатъ борьбы.

На второй же вечеръ этотъ честный, простодушный человкъ подошелъ къ организатору борьбы и предложилъ ему слдующее:

— Я знаю, вы распорядились, чтобы мой противникъ положилъ меня только посл двнадцатой минуты… Зачмъ это? Зачмъ тратить напрасно время, которое послано намъ Всевышнимъ, которое такъ дорого, и которое мы должны употреблять съ большей пользой. Сдлаемъ такъ: выйдемъ на арену, я пожму противнику руку и лягу самъ на об лопатки. Пусть судьи признаютъ меня побжденнымъ.

И что же сдлалъ организаторъ борьбы? Послушался здраваго совта? Нтъ, онъ напалъ на хилаго атлета, раскричался, заявилъ, что онъ не хочетъ зря платить деньги разнымъ дармодамъ и тутъ-же отдалъ распоряженіе противнику хилаго борца — положить его только на девятнадцатой минут.

Хилый атлетъ сталъ бороться, и нсколько разъ во время борьбы хотлъ потихоньку лечь на об лопатки…