Почер так и не оборачивается. Так и идет к своей машине, а я стою как вкопанная, пока наконец не вижу, как отъезжает этот шикарный выпендрежный «Ягуар». Почер – это неприятности, и мне не нравится тот факт, что он связан с моей родней как раз в тот момент, когда они, похоже, готовы утаить убийство. «Убийство», – мысленно повторяю я, и тут меня осеняет.
Возвращаюсь на террасу, закрываю дверь, достаю из кармана телефон и отправляю сообщение Тик-Таку: Поищи связь между жертвами, Вудсом и Тедом Почером.
Тик-Так отвечает мгновенно: Тем самым Тедом Почером?
Единственным и неповторимым, – отвечаю я.
Засовываю телефон обратно в карман и думаю: кому проще всего нанять киллера, как не одному из богатейших людей планеты?
Человеку, который только что побывал в доме моей семьи.
Глава 14
Пришло время выяснить, насколько близок мой отец к тому, чтобы реально влипнуть в серьезные неприятности – а не исключено, что и мой брат вместе с ним. Я вхожу в дом, оказавшись в фойе в форме полумесяца. Лестница прямо передо мной – из того же серого дерева, что и пол у меня под ногами – ведет наверх к скоплению комнат, в числе которых спальня, которую я когда-то называла своей собственной. Сверкающие хрустальные капельки люстры высоко над головой – еще одно свидетельство прикосновения к этому дому моей матери, доказывающее, что она все еще обитает в этих стенах. Хотя сейчас в нем незримо присутствует не только она. Почер свалил, но словно по-прежнему здесь.
Плотно закрыв за собой дверь, снимаю пальто и вешаю его на стальную вешалку в виде Эйфелевой башни. Слева от меня – арочный проход, ведущий в библиотеку. Справа – плотно закрытые белые двойные двери кабинета моего отца, где, как я уверена, он только что встречался с Почером, и едва перебарываю желание немедленно ворваться туда и потребовать ответа. И хотя я вообще сторонница подобной прямолинейности, а реакция людей на нее порой красноречивей любых слов, момент все же неподходящий. Другими словами, если мне не терпится получить ответы, как сегодня вечером, то пока что лучше вести себя сдержанно и для начала как следует изучить обстановку. Это не так увлекательно, как альтернатива, но в данном случае необходимо.
Неспешно направляюсь к кабинету отца, двери которого открываются при моем приближении. Он выходит ко мне в фойе. На нем черные брюки и белая рубашка в обтяжку – дорогие и очаровательно помятые. И, как и большинство отцов, независимо от того, хороши ли они как родители или плохи, он реагирует на мое присутствие – его голубые глаза загораются, когда он смотрит на меня.
– Лайла, – приветствует меня отец, подступая ко мне вплотную, и его большие руки обхватывают меня.
И когда он крепко обнимает меня, а я тоже обнимаю его в ответ, то вдруг переношусь – по крайней мере на миг, в какое-то совсем другое место и время – в свое детство, когда я думала, что отец способен спасти меня от монстров, притаившихся под кроватью. Но теперь-то я знаю, что эти монстры – не драконы и тролли, а серийные убийцы и насильники. И никто не может спасти меня от них, кроме меня самой.
Покончив с этими сказочными грезами – наверное, отныне и навсегда, – я отстраняюсь, но отец не позволяет мне ускользнуть. Кладет руки мне на плечи, совсем как мой брат вчера вечером, и, как и Эндрю, быстро оглядывает меня.
– Хорошо выглядишь, малышка, – объявляет он.
Штука в том, что отец умеет очаровывать людей – идеальный политик, даже до того, как занял свой пост. В его устах абсолютно все красавцы и красавицы, даже если таковыми не являются. И даже если заметно отощали, как все мне постоянно твердят.
– Спасибо, папа, – говорю я, несмотря на уверенность, что это не более чем комплимент, и, когда эта тема позади, поглаживаю волосы у него на виске. – А ты, я гляжу, понемногу седеешь…
– Есть такое дело, – отзывается он, отпуская меня, чтобы тоже дотронуться кончиками пальцев до своих посеребрившихся висков. – Старею, – добавляет отец, и смех, который следует за этим, негромкий и теплый, звучит столь же маняще, как и всегда, и это одна из причин, по которой он так чертовски нравится людям.
– Тебе пятьдесят семь, пап, – говорю я. – Это не старость. И ты просто великолепно выглядишь. – Похлопываю его по плоскому животу. – Стройный, подтянутый… Даже пивного животика нету, чтобы было тебя чем подколоть. – И в попытке докопаться, что сейчас влияет на его жизнь, приподнимаю бровь. – Значит ли это, что рядом есть подруга?
– Никто не достоин моей дочери, – уверяет меня отец, уклоняясь от ответа – но, естественно, все со столь же обаятельной улыбкой, какой я от него и ожидаю.
– Он хочет сказать, что никто не способен справиться с его дочерью.
Заслышав голос Эндрю, мы с папой поворачиваемся и видим, что он подходит к нам. Темные джинсы Эндрю теперь дополнены более подходящей к ним черной футболкой «Нью-Йорк джайантс» [10]
, а не его форменной рубашкой.– Он кое с кем встречается, – сообщает мне брат. – Но вроде как не слишком часто.
Отец потирает свой как всегда чисто выбритый подбородок.