Записки убийцы

К его чести, если я и задела его – как, по-моему, он задел меня, – отец никак этого не показывает, и его быстрый ответ звучит совершенно непринужденно:

– Почер, похоже, считает, что пять лет, которые я провел в высших эшелонах полиции штата Нью-Йорк, – хорошая стартовая площадка для дальнейшего роста.

– Это да, – говорю я. – И я предполагаю, что убийство, особенно то, за которое взялось ФБР, не обрадует Почера и не поможет твоим политическим амбициям. И попробуй мне только сказать, что Вудс – это не предвыборный козел отпущения.

– Господи! – ворчит мой отец, и в глазах у него наконец вспыхивает его истинный характер. – Разве обязательно быть такой занозой?

«Заноза» – вот как он меня называл, пока я росла и когда не вписывалась в рамки каких-то его собственных представлений обо мне, что происходило практически постоянно. Это обижало тогда, и это обижает сейчас, но опять-таки отец это знает. Поскольку те, кто близок к нему, в курсе, что при желании он может с исключительным мастерством использовать слова, чтобы причинить тебе боль, и получается это у него не хуже, чем у убийцы со смертоносным клинком.

– Это называется выполнять свою работу, – отвечаю я. – А я свое дело знаю.

– У нас есть человек, который признался, Лайла. Если мы поймаем Вудса, то мы в дамках. Если это как-то связано с другим делом, которое ты хочешь раскрыть, ты попадешь в дамки вместе с нами. Мы все будем хорошо выглядеть. Это не трудно. Давай не усложнять.

– Если мы поймаем его? Или если он виновен?

– Зачем ему было признаваться, если он этого не делал? – вызывающе интересуется мой отец.

– Действительно – почему? – столь же вызывающе отвечаю я и с этими словами поворачиваюсь и решительно направляюсь к двери, подхватив на ходу пальто и сумочку. Тянусь к ручке, только чтобы услышать «Лайла!», произнесенное его самым властным отеческим тоном.

Останавливаюсь, но не поворачиваюсь, и проходит несколько тяжелых безмолвных секунд, прежде чем он говорит:

– Семья – на первом месте, дочка. Всегда. Не забывай об этом.

Спина у меня напрягается, поскольку отец только что использовал излюбленное выражение моей матери. Явно манипулятивный прием. И если я не дура – а я далеко не дура, – отсюда напрашивается четкий вывод: не исключено, что мне придется закрыть на что-то глаза, чтобы доказать ему свою преданность. Я не утруждаю себя ответом. Открываю дверь и выхожу, закрыв ее за собой, и несколько мгновений стою на террасе, а трубочки подвешенной у двери «музыки ветра» поют на ветру, словно повторяя эти слова, слова моей матери: «Семья – на первом месте». И мне остается только гадать, будет ли он по-прежнему чувствовать то же самое, когда узнает, какой «занозой» я вот-вот стану.

Глава 15

Спешу прочь от своего родного дома, на ходу выуживая из сумочки ключи от машины, и датчик движения включает освещение подъездной дорожки, когда я вновь слышу свое имя, чтоб его так.

– Лайла!

При звуке голоса Эндрю продолжаю идти и щелкаю замками прокатной машины. В смысле, для чего еще нужна сестра, если не для того, чтобы игнорировать своего брата? Тянусь к дверце, чтобы открыть ее, но не успеваю. Здоровенное туловище Эндрю уже прямо передо мной, и оно не дает мне подойти к машине. И поскольку он здесь и ведет себя как такая же заноза, какой якобы являюсь я, то поворачиваюсь и задаю ему вопрос, который вдруг неожиданно приходит мне в голову:

– А где твой «БМВ»?

– Я поменял его на «Порше».

– Ладно, умник, – тявкаю я. – И где же твой «Порше»?

– В гараже, где и должен стоять «Порше».

– А машина Эдди и Александры?

– Уже была в гараже, когда я приехал сюда.

– Почему они вообще здесь? – спрашиваю я.

– Я понятия не имел, что ты не в курсе насчет Александры и Эдди, хотя должен был догадаться, раз уж у тебя нет привычки отвечать на телефонные звонки. И вообще-то Эдди присутствовал на каждом семейном ужине в течение вот уже десяти лет. Ты это знаешь.

– Вы с папой оба знали, что я не хотела бы его здесь видеть.

– Вообще-то не я составляю списки папиных гостей, – говорит мой брат. – Это ты тоже знаешь.

– Ладно. Поехали дальше. Только попробуй мне сказать, что ты не рассматриваешь возможность сделать Вудса козлом отпущения.

– Ты и вправду так обо мне думаешь? Да ладно тебе, Лайла!

– Не знаю, что и думать после всего, что произошло.

– Всего, что произошло? Ты вообще про что, Лайла?

– Про трюк, который Эдди выкинул в закусочной… Про тайные политические устремления отца… Про заявление о самоубийстве на пресс-конференции… Про какого-то вдруг нарисовавшегося парня и его признание, насчет чего ты мне так и не позвонил. Наверное, я могу продолжить. Хочешь, попробую?

– Рискую повториться, раз уж ты не слушаешь, но тем не менее: Вудс – это подозреваемый, которого я не могу игнорировать. А у Эдди просто территориальный инстинкт. Я пытался дозвониться тебе насчет папы, но ты ни хера не отвечаешь на звонки. И не появилась на пресс-конференции, а у меня весь день было полно дел с прессой и местными. И, наконец, я никогда не говорил о самоубийстве…

– Это следовало из твоих слов.

– Тебя там не было.