Лишь те, кому довелось путешествовать вместе со мной, способны оценить мое упорство в подобных обстоятельствах: стоит мне учуять где-нибудь легенду, предание или летопись, и никакие возражения, уговоры и препятствия не могут меня удержать — однажды взяв след, я прохожу по нему до конца.
Так что, сев на пароход, чтобы добраться из Нижнего в Казань, я взял слово с капитана, что он непременно высадит меня в Макарьеве, независимо от того, прибудем мы туда днем или ночью.
И вот, едва показались зубчатые стены старого монастыря, подступающего к берегу реки (сам город с Волги не виден), как капитан, верный своему обещанию, пришел ко мне со словами:
— Господин Дюма, собирайтесь, если вы по-прежнему намерены сойти в Макарьеве; через десять минут мы там будем.
В самом деле, десять минут спустя мы были на месте; увидев знаки, которые я ему подавал, от левого берега Волги отчалил перевозчик и направился за мной к борту парохода.
Лишь тогда я заметил, что молодой русский офицер, с которым мы перекинулись несколькими фразами во время нашего плавания по реке, совершает те же приготовления, что и я.
— Сударь, вы, случаем, не сходите в Макарьеве? — спросил я.
— Увы, да, сударь — я здесь служу в гарнизоне.
— Ваше «увы» не делает чести Макарьеву.
— Это гнусная дыра, и я задаю себе вопрос, зачем вы здесь сходите, да еще по собственной воле. Черт возьми, что вы собираетесь делать в Макарьеве?
— У меня здесь два очень важных дела: я намерен купить сундук и осмотреть усадьбу Грубенских. Признаться, увидев, как вы направились к своим вещам, я обрадовался тому, что вас приводит в отчаяние; поскольку мне уже пришлось оценить вашу любезность, я сказал себе: «А вот и подходящий проводник, который поможет мне сделать покупку и совершить экскурсию».
— Что касается этого, то тут вы не ошиблись, — ответил молодой офицер, — и мне следует быть признательным вам за то, что я буду в вашем распоряжении. В Макарьеве мало развлечений, вы предлагаете мне свое общество в качестве одного из них, и я от чистого сердца соглашаюсь. Вы для меня — мед на краю чашки, из которой детей заставляют пить лекарство. А теперь позвольте мне поставить несколько условий в нашем уговоре.
— Пожалуйста, я заранее их принимаю.
— Вам известно, что, с тех пор как ярмарку перевели в Нижний Новгород, никто не задерживается в Макарьеве.
— Исключая тех, кто приезжает сюда, чтобы купить сундук и посетить усадьбу Грубенских.
— Да, но таких немного. К тому же в Макарьеве больше нет гостиницы, а если даже и есть, так лучше бы ее вовсе не было.
— А! Я вижу, куда вы клоните: вы собираетесь предложить мне пищу и кров; я уже привык в России к подобным вещам.
— Именно так.
— Другой на моем месте стал бы церемониться, а я соглашусь.
И я протянул офицеру руку.
— Клянусь честью, — воскликнул он, — я и не мечтал о такой удаче! Спускайтесь же, прошу вас.
В самом деле, лодка, которая должна была доставить нас на берег, уже причалила к пароходу.
Простившись с капитаном судна и несколькими пассажирами, с которыми мы сдружились за три дня плавания по Волге, я сел в лодку.
Молодой человек последовал за мной.
— А, это вы, господин граф? — узнав его, произнес перевозчик. — Карета дожидается вас со вчерашнего вечера.
— Ну да, — ответил мой новый знакомый, — я думал приехать еще вчера, но эта несчастная посудина ползет как черепаха… А как в Макарьеве, все в порядке?
— Слава Богу, господин граф, все в порядке.
— Я надеялся услышать от него, что в городе случился пожар и ни один дом не уцелел, а наш гарнизон отозвали в Санкт-Петербург или, по крайней мере, перевели в Казань. Ничего подобного! Покоримся же Божьей воле.
И граф так тяжело вздохнул, словно и в самом деле надеялся, что город сгорел дотла.
Экипаж (не дрожки, а изящная американка) и слуга во французской ливрее поджидали нас на берегу реки.
Увиденное мною весьма меня обнадежило: возможно, в комнате, которую собирался предложить мне попутчик, я найду и кровать, и умывальную чашу — два эти предмета не встречались на моем пути одновременно с тех пор, как я покинул Москву.
Я не ошибся: дом графа Ваненкова — так звали молодого офицера — был обставлен на французский лад, и там, в версте от Волги, я вновь обрел свою парижскую спальню или нечто на нее похожее.
Нас уже ждал чай, по счастью — настоящий русский чай, вкусный и душистый, к тому же приготовленный со всем знанием дела, на какое способен московитский камердинер в отношении чая.
Попивая чай из стаканов — в России чай подают в стаканах и только дамам разрешается пользоваться чашками, — мы договорились отправиться на прогулку в усадьбу Грубенских на следующий день после завтрака.
В тот же вечер были отданы распоряжения насчет лодки: она должна была прийти за нами утром, от десяти до одиннадцати.
Кроме того, перед завтраком нам с графом Ваненковым предстояло обойти два-три магазина, где имелся самый большой выбор сундуков.