Сперва я служил у него псарем, а затем — конюхом. В этой последней должности я и состоял, когда как-то раз, отобедав в тесном кругу друзей, барин вздумал послать за мной, чтобы за сладким я позабавил его гостей борьбой с медведем. Ну а если князь Алексей изволил вам что-либо приказать, перечить ему нельзя было.
Медведь встал на задние лапы, и мы сошлись врукопашную. Все шло неплохо, и я уже собирался, подставив подножку, опрокинуть косолапого навзничь, как вдруг окаянный зверь, словно почуяв близкое поражение, схватил меня за ухо и принялся вовсю грызть его.
1
Две тысячи триста десять килограммов.«Ах ты, сукин сын, — вскричал я, — отпустишь ты, наконец, мое ухо? Нет?.. Считаю до трех: раз, два, три! Ну что, отпустишь? Нет? Ну, тогда держись!»
Я выхватил из кармана нож и всадил его косолапому под мышку по самую рукоятку. Зверь свалился замертво, но мое правое ухо осталось у него в зубах. Увидев это, князь Алексей отрезал мне и левое ухо в науку за то, что я убил медведя без его дозволения.
Вот с тех-то пор и зовут меняЯ ковом Безухим. Однако ж, дав волю своему гневу, князь на меня зла не держал. Из медведя сделали чучело, и поставили его в прихожей возле ствола дерева, на который он словно собрался залезть. Меня же вскоре повысили в чине, и я сделался доезжачим.
На свою беду, в первую же охоту, где мне довелось быть за старшего, я дал охотникам упустить лисицу и так и не смог снова навести собак на след зверя. Князь, придя в ярость, тут же изволил задать мне отеческую взбучку и прописал пятьдесят ударов кнутом, а по возвращении в имение отправил на конюшню, где мне отсчитали еще сто ударов розгами; после этого хозяин решил, что я гожусь лишь на то, чтобы пасти свиней, с чем и прогнал меня из господского дома в одно из своих имений.
Но по прошествии пяти лет барин соблаговолил вернуть мне свое расположение. Вот как это случилось.
Однажды утром, чуть свет, князь уехал на охоту. Подмораживало, и Волга уже покрылась тонким ледком, таким хрупким, что его легко было расколоть ногой. Охота та была облавной, и во время ее было убито более ста пятидесяти лисиц и зайцев. После этого был сделан привал на плоскогорье, где расположено Низково, — оно почти отвесно спускается к Волге с высоты в тридцать аршин. Князь Алексей, весьма довольный охотой, решил еще немного повеселиться; он уселся на бочонок водки, а затем, первым испив большой ковшик, изволил поднести собственными руками всем, кто там был, по такому же ковшику. Тогда же, в знак хорошего расположения духа, он велел своим доезжачим показать гостям забаву, какую редко увидишь в наши дни — делать «резака».
Я в самом деле не слышал о такой игре и стал расспрашивать о ней Якова Безухого.
— О! То была славная забава, — ответил старик. — Надо было вниз головой прыгнуть с вершины горы в Волгу, пробить корку льда, начинающую покрывать поверхность реки, проплыть под водой и вынырнуть где-нибудь подальше.
Покойный князь Алексей (дай Богему Царствие Небесное!) предпочитал эту потеху всем другим. Но в тот раз никто не был достаточно ловким, чтобы, сделав резака, угодить князю в полной мере.
Один хлопнулся в реку плашмя и не смог проломить лед; он тут же получил пятнадцать ударов кнутом, чтобы впредь не выставлял вперед живот, когда надо действовать головой.
Другой, не долетев до льда, сломал себе шею о береговой спуск. Еще три дурака, хорошо нырнув и пропоров лед сверху вниз, не смогли пробить его снизу вверх и остались там караулить рыб.
И тут князь страшно разгневался; он схватил свой хлыст и закричал:
«Ах вы, негодяи! Так-то вы меня тешите! Ладно, сейчас я запорю вас до смерти».
Но барин передумал; видя, что не может заставить конюхов и стремянных сделать резака, он обратился к своим сотрапезникам, мелкопоместным дворянам, со словами:
«Ну, и вы тоже попробуйте: покажите-ка им, что дворяне половчее мужиков».
Но у тех еще хуже получилось: лишь один сумел проломить лед как следует и нырнуть головой вниз; но, оказавшись подо льдом, он, видимо из опасения, как бы его не заставили повторить все снова, устроил князю шутку и обратно не выбрался.
И тут князь Алексей почувствовал, что гнев его уходит, сменяясь стыдом, и расплакался как ребенок.
«Видно, последние мои дни настают, — промолвил он, — раз не осталось подле меня ни одного храброго и ловкого молодца, способного сделать резака как подобает. Все вы ровно старые бабы!.. Эх, — прибавил он, — бедный Яшка Безухий, где же ты?..»
Затем, повернувшись к тем, кто окружал его, он сказал:
«Этот удалец три резака подряд проделывал. Где же он? Где? Привести его ко мне!»
К князю приблизились и робко заметили:
«Батюшка Алексей, неужто ты не помнишь, что изволил прогнать Яшку, так как он провинился перед тобой?»
«Пусть придет! — воскликнул князь. — Даже если бы он плюнул на могилу моей матери, я простил бы его».
Тогда двое или трое человек вскочили в седло и во весь опор поскакали за мной.
Я сел верхом на лошадь и через четверть часа предстал перед князем.