Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Затем появились три иконы, одну из которых поддерживал духовник императрицы, а две других — архидьяконы и рядовые священники; сразу же за ними двигалась похоронная колесница, на которой покоилось тело императрицы. Четыре камергера шли по углам катафалка, придерживая траурные ленты и кисти погребального покрова, а по обе стороны экипажа следовали под длинными вуалями кавалерственные дамы ордена Святой Екатерины и фрейлины императрицы, сопровождавшие свою повелительницу в ее последней поездке и, верные ей до гроба, провожавшие ее к последнему пристанищу. Высшие государственные чины вели под уздцы лошадей, впряженных в колесницу, а шестьдесят пажей с зажженными свечами окружали их огненной лентой.

Наконец появился император Николай в траурном одеянии и шляпе с опущенными полями; по правую руку от него находился великий князь Михаил, а чуть позади — начальник Главного штаба, военный министр, генерал-квартирмейстер, дежурный генерал и несколько других генералов. Двадцать четыре гвардейских прапорщика следовали на почтительном расстоянии от императора, вытянувшись вдоль перил моста и окружая двойной цепочкой траурный экипаж, в котором находились императрица и малолетний великий князь Александр, наследник престола. Вслед за этим экипажем шли пешком великий герцог Вюртембергский с двумя сыновьями и дочерью, две царицы Имеретинские и правительница Мингрелии. Потом проследовали все женщины, прежде состоявшие на службе у покойной императрицы; кортеж замыкала рота Семеновского полка.

Процессия двигалась по мосту целых полтора часа — так медленно она перемещалась и так далеко растянулась. Затем эта длинная вереница скрылась, наконец, в крепости, куда за ней поспешила и вся толпа, чтобы увидеть, как будут отданы последние почести той, что на протяжении двадцати лет считалась посредницей между землей и Небом.

Вернувшись к Луизе, я нашел ее в полном смятении. Подобно мне, она ничего не знала о готовящейся благочестивой церемонии и, когда раздались пушечные выстрелы и послышался звон колоколов, испугалась, что это сигнал к началу казни.

Однако г-н Горголи, по-прежнему благосклонно относившийся ко мне, постоянно успокаивал меня, уверяя, что решение следственной комиссии станет известно заблаговременно и что в случае если несчастный Ваненков будет приговорен к смертной казни, мы успеем обратиться с ходатайством о нем к императору. И действительно, 14 июля в «Санкт-Петербургской газете» был напечатан доклад Верховного суда, представленный императору. В этом докладе различные степени участия в заговоре подразделялись на три категории преступлений, имевших целью потрясение основ империи, ниспровержение государственного строя и подрыв существующего правопорядка.

Верховный суд приговорил к смерти тридцать шесть человек, а остальных — к каторжным работам и ссылке. Ваненков был в числе приговоренных к смерти. Но вслед за правосудием явилось милосердие: тридцати одному из приговоренных смертная казнь была заменена вечной ссылкой, и Ваненков оказался в числе тех, кому наказание было смягчено.

Лишь пять виновных должны были быть казнены: Рылеев, Бестужев-Рюмин, Сергей Муравьев-Апостол, Пестель и Каховский.

С газетой в руках я выскочил на улицу как сумасшедший, готовый останавливать каждого встречного и делиться с ним своей радостью, и, задыхаясь от спешки, прибежал к Луизе. Она читала ту же газету и, увидев меня, в слезах бросилась мне на шею, не в силах сказать ничего, кроме:

— Он спасен! Господи, благослови императора!

В нашем эгоизме мы забыли о несчастных, которым предстояло умереть, а ведь и у них тоже были родные, возлюбленные, друзья. Первым же побуждением Луизы было сообщить радостную весть матери и сестрам Ваненкова, с которыми она, напомним, познакомилась во время их приезда в Санкт-Петербург. Несчастные женщины еще не знали, что их сын и брат избавлен от грозившей ему смерти, а это было самым главным в данных обстоятельствах: с каторги возвращаются, из Сибири возвращаются, а вот могильная плита, опустившись, уже никогда не поднимается.

И тогда Луизе пришла в голову мысль, которая может прийти только сестре или матери: она подсчитала, что газета со счастливой вестью будет отправлена из Санкт-Петербурга лишь с вечерней почтой и, следовательно, придет в Москву с задержкой в двенадцать часов; поэтому она спросила меня, не знаю ли я человека, который согласился бы сию же минуту отправиться в Москву на почтовых и доставить эту газету матери Ваненкова. У меня был камердинер, русский, человек толковый и надежный; я предложил его Луизе в качестве посланца, и она согласилась. Остановка была только за подорожной. Я получил ее через полчаса, благодаря все той же деятельной и доброжелательной поддержке г-на Горголи, и мой Григорий тут же отправился со счастливой вестью в Москву, получив тысячу рублей на путевые издержки.

Он опередил почту на четырнадцать часов, и мать и сестры Ваненкова узнали на четырнадцать часов раньше, чем это предстояло им узнать, что их сын и брат спасен.