Записки учителя фехтования. Яков Безухий

Улицы Санкт-Петербурга были пустынны; мне встретилось лишь несколько мужиков, по-видимому ничего не знавших о том, что происходит в городе. Едва стало светать, как над рекой поднялся легкий туман, протянувшийся, словно тонкое белое покрывало, от одного ее берега до другого. Подходя к посольству Франции, я увидел маршала Мармона, который входил туда вместе со всеми членами своей миссии; вскоре они показались на балконе.

Кроме меня, на набережной остановились и другие люди, но не потому, что они были осведомлены о предстоящем событии, а потому, что Троицкий мост был занят войсками, и вследствие этого они не могли попасть на острова, где у них были дела. Взволнованные и растерянные, они смотрели в сторону островов и вполголоса переговаривались между собой, не зная, опасно ли находиться возле моста. Что касается меня, то я решил оставаться здесь, пока меня не прогонят.

За несколько минут до четырех часов возле крепости вспыхнул большой костер, привлекший мое внимание. Поскольку туман стал рассеиваться, я увидел, как на фоне неба вырисовываются черные силуэты пяти виселиц; эти виселицы стояли на деревянном эшафоте, помост которого, выполненный по английскому образцу, посредством люка разверзался под ногами приговоренных.

Как только пробило четыре, мы увидели, как на орудийную площадку цитадели вывели тех, кто был приговорен лишь к ссылке, и выстроили их вокруг эшафота. Все они были в парадной форме, при эполетах и орденах; солдаты несли за ними их шпаги. Я попытался разглядеть Ваненкова среди его несчастных товарищей, но на таком расстоянии это было невозможно.

В четыре часа с минутами на эшафоте появились пять смертников; они были в серых балахонах и белых капюшонах. Вне всякого сомнения, до этого они содержались в разных камерах, ибо, когда они все оказались вместе, им разрешили обняться.

В эту минуту к ним обратился какой-то человек. Почти тотчас же раздалось громовое «Ура!»; в первое мгновение мы даже не поняли, что происходит. Позже нам рассказали, причем не знаю, правда ли это, будто бы приговоренным к смерти пообещали сохранить жизнь, если они согласятся просить помилование; но, как нам пояснили, на это предложение приговоренные ответили возгласами: «Да здравствует Россия!», «Да здравствует свобода!», тотчас же заглушенными громким «Ура!» войск, которые присутствовали при казни.

Человек, обращавшийся к осужденным, отошел, и к ним приблизились палачи. Осужденным было приказано сделать несколько шагов, им надели веревки на шею и закрыли капюшонами глаза.

В эту минуту пробило четыре часа с четвертью.

Еще не смолк колокол, как пол под ногами у осужденных внезапно провалился; вслед за этим раздался какой-то грохот; солдаты подбежали к эшафоту; в воздухе точно пронесся какой-то трепет, бросивший нас в дрожь. Послышались неясные крики, и мне почудилось, что вспыхнул бунт.

Оказалось, что у двоих приговоренных оборвались веревки, которые должны были их задушить, и несчастные смертники, ничем не удерживаемые, провалились в глубь эшафота; при этом один из них сломал себе бедро, а другой — руку. Это и послужило причиной волнения и суматохи у эшафота. Остальные повешенные продолжали умирать.

Солдаты спустились по приставной лестнице вовнутрь эшафота и вытащили приговоренных на помост. На ногах они не держались, так что пришлось их положить. И тогда один из них, повернувшись к другому, сказал:

— Ты посмотри, на что годен рабский народ: человека повесить и то не умеют!

В то время, как их вытаскивали на помост, послали за новыми веревками, так что смертникам не пришлось долго ждать. Палач направился к ним, и тогда, помогая друг другу, насколько это было возможно, они встали и пошли навстречу смертельной петле. В тот миг, когда им собирались набросить петли на шею, они в последний раз крикнули громким голосом:

— Да здравствует Россия! Да здравствует свобода! Придут те, кто за нас отомстит!

Этот предсмертный крик замер без всякого отклика, не вызвав никакого сочувствия. Те, что его испустили, неверно оценили свою эпоху и ошиблись на столетие!

Когда императору доложили об этом происшествии, он рассерженно топнул ногой и воскликнул:

— Почему меня вовремя не поставили в известность об этом? Теперь меня будут считать более жестоким, чем сам Господь!

Однако во время исполнения приговора никто не осмелился взять на себя ответственность и отложить казнь; так что через несколько минут после того, как двое случайно оставшихся в живых выкрикнули свои призывы, они уже соединились в мире ином с тремя своими товарищами.

После этого настала очередь приговоренных к ссылке; им прочитали приговор, по которому они лишались всего на этом свете: званий, орденов, имущества, семей; затем к ним подошли исполнители казни и, срывая с них эполеты и ордена, бросали их в огонь, выкрикивая:

— Вот эполеты изменника! Вот ордена изменника!

Затем, наконец, беря из рук солдат шпагу каждого из осужденных и держа ее за острие и эфес, палачи ломали ее об голову хозяина, говоря при этом:

— Вот шпага изменника!